Глава № 1

-Я  же  тебя зарежу-  Не  понял? Да?-  прокричал  Юра, чтобы   за  дверью  в  коридоре его  было  хорошо  слышно.- Выйду  и  зарежу.
-Даже так? - Ему  этот голос не  был  знаком.- Откройте, пожалуйста. И  успокойтесь-успокойтесь. Никого  не  надо  резать.
Юрий  смутился. В  квартиру  вошли  двое. – Кому  вы так страшно  грозите?- спросил  один  из  них.- Что  тут  случилось?
Пришлось  оправдываться,  объяснять,  что  же  тут  случилось. Минут  за  тридцать  до  этого,  он спускался во  двор, хотел  заглянуть  в  сарай, и  остановился  в крайнем  раздражении.  Мочится  какой-то мерзавец- верзила прямо  на  стену квартиры Лихачевой Тамары.
–Не  помешаю?  -Юра   не  собирался прошмыгнуть  мимо, будто   не  видит вонючей  лужицы.
Тот  верзила,  очевидно, был  выпивши  и  вовсе  не  смутился. Обернулся,  прикинул,  что  за  мужик  стоит  перед  ним.  Шибздик,   на  две  головы  ниже,  а  тоже  голос  подает.
-Придется  тебя  поучить.- Ох, не  вовремя  ты  тут  шатаешься. Сидел  бы  себе  в  квартирке, а  то  сейчас  умою  я  тебя. Поучу.- Они  вышли  во  двор, Юра  еще некоторое  время  слушал  его страшные  угрозы. Верзила веселился, размахивал  руками,  качался  забавно,  строил  страшные   гримасы,  чуть  не  падал  от  смеха, он  живописал, что  сделает  сейчас  с  Юрием. А  Юрий  Григорьевич  довольно  хладнокровно  все  это  выслушивал. Он  никогда  не  планировал  ход  драки, но  место всегда  оглядывал, где  этому  событию сейчас  придется быть. 
Наконец,  высокорослый   мерзавец  приступил  к    педагогическому  процессу, учить  принялся. Как  мог  стремительно  протянул  свою  руку  для  удара. Юра  под  нее  проворно поднырнул   и  схватил  с  земли    крепкий  метровый  брус   от ящика.  Валялся  тут.  На  первом  этаже  размещался  магазин.
Поднял  брус, изготовившись  для  контратаки. Не  стал  бить  сразу.
Хулиган  на  миг  замер,   заглянул  в   глаза  Юрию, решил,  что   этот  недоросток  не  посмеет  бить- побоится,  и  кинулся  вперед.   
Он  ошибся  в  оценке  противника.    Сильнейший  удар  пришелся  по   боку, хотя  он  пытался  схватить палку, у  него  это  не  вышло. Он  охнул, перекосился, и  побежал  прочь.
Юра уже  принес  хлеб, успокаивался от  конфликта,  когда в  дверь  ему  постучали.
_-Ты, -выйди  –раз  ты  такой  смелый- Ты  мне  ребра сломал.
  -А  хотел  ты  мне  сломать,   извини, что  я  этого тебе не  позволил? -  резонно  возразил  Юра,  и  не  думая  открывать  дверь,  и  выходить для  продолжения  разборки.
  -Все-таки   выйди,  поговорим.- не  унимался  верзила.
  - Если  я  выйду, то я  тебя  зарежу- закончил  разговор  Юрий  Григорьевич.  По  лестнице вниз  загромыхали  тяжелые  сапоги  хулигана. Он  не  стал  испытывать  судьбу.
И  вот  спустя  каких-то  полчаса опять  стук. Прервали врачу  сладкий  послеобеденный сон.  Он  ошибочно  предположил,  что  тому  хулигану  показалось  мало,  и  он   вернулся. Давать  уроки.  Но  это  были  два  сотрудника  из  Выксунского  райотдела  Госбезопасности.
-Вы, Титенков  Юрий  Григорьевич? Вы  писали  письма  Юрию  Владимировичу  Андропову? _-такими  были  их  вопросы. И  предложили  проехать  с  ними  тут  недалеко. Во  дворе  стояла  черная  «Волга».
Проходили  мимо  квартиры  Тамары  Лихачевой. Юрий  отметил  про  себя,  что   ее  опять  понесло  не  в ту  степь-  дверь  широко распахнута,  а  ведь  ноябрь  кончается,  да  еще  и  холодным  месяцем  ноябрь  выдался,  сама  Тамара,  слышно,   в  ванной плещется –она  в  такие  периоды   своего  безумия  замачивала  там  и  белье,  и  подушки, и  ковры,  и  коврики, и  шубу, и  телогрейки,  там  же  кухонную  утварь- чашки, миски, ложки, поварешки. Кота  посадила  на гору  мокрых тряпок, он  орал,  пока  не  убежал  от  мучительницы, но  сама в  воду  не  лезла.  Ее   дочка-школьница  Ирина   в  этих  случаях  куда-нибудь  убегала  - боялась  оставаться  дома.  Муж  давно  ее  оставил,  перебрался  в  Выксу, боялся  с    нею  жить  под  одной  крышей.
Ехать  было  действительно  недалеко- в  райотдел милиции. Там  с  ним  остался  в  кабинете  начальника  только  один  человек -майор  КГБ Корчагин. Разговор  был  с  глазу  на  глаз.
Корчагин,  чувствовалось, не  знал, как  ему в  этой  ситуации быть. Он  сердился,  рявкал   пару  раз  на  офицеров  милиции, заглянувших  в  кабинет  из  любопытства –Выйдите  вон  отсюда. - Но  постепенно  разговор  у  него  с  доставленным  доктором  наладился.
-Значит, вы  полагаете, что можете  работать  в  органах? Так? И  поэтому  обратились  к  Юрию  Владимировичу. Даже   не  один, а  три  раза. Так? Не  отрицаете?
-Не  отрицаю. Военный  человек  сказал  мне,  что  я  смогу.
-Ну  хорошо. Юрий  Григорьевич, вы  раньше когда-либо помещались  в  специальные  медучреждения - в психобольницы? –Корчагину  было  непросто  это  выговорить. Совестно.
Юрий  Григорьевич ответил  положительно.  Даже  два  раза.  В  Пензенскую. Это,  когда  мне  поставили  статью 7 «б», и  в  Горьковскую, когда  мне  ее  снимали.
-Что  там  было  в  Пензе  с  вами,  не  напомните?       
-Да  ничего  особенного. Служить  не  хотел. Мне  уже  было  22  года, а  я  бы  окончил  службу в 25,  у  меня  было намерение  поступить в  мединститут. Вот  и  затеял  я  это, чтобы  только не  служить. А  второй  раз,  тут  все  наоборот.  Если  у  человека  в  военном  билете  статья 7 «б» и  запись-  не  годен  к  службе в  мирное  время, на  приличную  работу человека не  возьмут. Ну  и  я  опять  лег  уже  по  собственной  воле,  чтобы   мне  ее  сняли. Да  статья-то  какая  мерзкая- психическая  была. Выходит, что у  человека с  головой  не  все  в  порядке.  Пришлось, как  дембельнулся, ставить  бутылку  в  конторе  оргнабора работнику,  чтобы  он  мне  показал  расписание  болезней  министра  обороны,  чтобы  нужную  цифру  поставить  либо  перед  семеркой,  либо  сзади. А  то,   например,  делаем  статья  47 «б», а  это  статья  хирургическая –нет  конечности. Или  71.Это  я  к  примеру. А  это  статья, скажем,   кожная-  псориаз. Так  можно  влипнуть. Подобрали «27» б- из болезней  легких. Замечательно,  не  видно  сразу. Это  первое. Совпадает  и  последующее. Негоден  к  строевой  службе  в  мирное  время,  годен  к  нестроевой  в  военное  время. Вот  поэтому  я  поступил  учиться,   и  никому никакого  дела  до  моей  болезни  не  было. Но  вот  я  захотел  уже  года  три  назад,  то   есть  после  окончания  вуза  податься  на  Север- на  Чукотку   или  Камчатку  или на  БАМ,  заглянул  в  Москве  в  Министерства  и  узнал,  что  со  статьей – уже любой  статьей    мне  путь  закрыт.
Что  я  делаю? Немножко  подтираю   цифру  2,  оставляю  семерку  и  прошусь  на  перекомиссию. И- вмиг  вылечился. Ну  полежал  в  Ляхах  полтора  месяца  тихонько, без  скандалов,  без  конфликтов  и  вышел  с  чистым  военным  билетом. Лети,  куда  хочешь.                                                                     
Корчагин  понимающе  взглянул  на  него. Кажется,  одобряет.
–Тут  я  наводил  о  вас  справки. Что  вы  за  человек. Немного  о  вас  известно. Но я  понял,  что  вы  человек  смелый и  можете  быть  решительным. Сегодняшний  случай  говорит  за  это  же. С  этим  дебилом.  Что  у  вас  в  коридоре  мочился.  Мне  уже  рассказали  мои сотрудники. А  я  узнал уже здесь  между  делом,  как  вы  задержали  воришку   и сдали  его  в  милицию. Здешним  работникам.  Может,  расскажете,  как  это  вышло? Любопытно. Я  сравню  обе  версии.
Титенкову  пришлось  вспомнить историю  двухлетней  давности. Сидел  он    в  парикмахерской  перед  открытым  окном. День  был  жаркий. Стрижет  его  какая-то женщина. А  ее  сумочку,  ридикюль  ее  с  подоконника  схватил  с  улицы мелкий  воришка  и  кинулся  по  улице  бежать. Ну  кто  же  его  догонит? Молоденький,  быстрый.  Эта  тетка ? Не  может  быть.  Ей  только  и  оставалось  орать  дурью –Ой,  украли. Ой украли.  А  Юрка  сбрасывает  с  себя  белую  простынь  с клоками  волос  и  выскакивает  в  распахнутое  окно  на  улицу догонять. Поскольку он  всегда,   это  лет  уже  25  занимался  спортом,  догнать  воришку  ему  труда  не  составило. И догнать,  и  скрутить. Вот  следователь  Кормилицын попался  им  на  дороге ,   кажется, не  хотел  назад  возвращаться  в  отделение,  чтобы сдать воришку. Жарко, июльский  полдень. Тут  бы  в  Теплый  пруд  грязный  залезать, а  не  в  отделение  возвращаться,  воришку  в  дежурную  часть  сдавать. Обеденный  перерыв  точно  у  капитана Кормилицына пропал. Домой  уже  не  успеть.  Не возвращаться  же.   
-Да  нет.   Он  сдал. Сдал -сдал. Откуда  же  я  знаю  эту  историю о  вашем  героическом  поступке.
-Ну  скажете,  героическом. Бывало  и  хуже.  По- настоящему.
Ну  ладно.  Оставим  это. –Корчагин  достал  чистый  лист  бумаги. На  Титенкова  старался  не  смотреть. -  Сейчас  вы  под  мою  диктовку  напишете  заявление  на  имя  Председателя  КГБ  СССР  Ю.В.Андропова и  еще  мы  кое - что  проделаем. Но  только по  вашей  доброй  воле. Только так с  вашего  согласия.  Вот  вам  лист  бумаги. Пишите.
-Я -имя   рек- прошу Вас  послать  меня  на  работу  в  Германскую  Федеративную Республику  с  целью  совершать  диверсионные  акты. А  также  с  целью  разведывательных акций. - Далее он что-то  еще  диктовал, но  прочее  было  не  столь существенно.
-Что  же  вы  боитесь? Пот  прошиб?  Перестали  писать.- Вы  же  сами попросились  в  органы…А  чем  органы  занимаются,  как  вы  полагаете?  Ноготки    чистят,  перышки.  Наверное,  совсем  не  этим. Только об  этом не  принято   говорить.
Юрий  Григорьевич  успокоился.  Далее  Корчагин  предложил  ему  провести  сегодняшнюю  ночь  в  Кулебакской  милиции  в камере- одиночке,  а  затем  еще  10  дней  в  Горьковской  психобольнице. Чтобы  исключить  направление  на  работу  в  органы  душевнобольного  человека.  Таких  в  органах   не  держат. Ну  а  потом  судьбу  Юрия  Григорьевича  Титенкова  решат  уже  не  в  Горьком   и тем  более  не  в  Кулебаках. Устраивает? Конечно,  если на  сей  раз  выявится психическое  заболевание  у  вас, то  уж,  извините, вас  отправят  на  инвалидность. Устраивает?
Очевидно,  Юрий  сильно покраснел.  Ладони  вспотели,  волосы  поднялись  дыбом. Страшно  стало.
- Ну  ладно- ладно, что  вы   уж  так  перепугались.  Ей- богу  не  ожидал  от  вас.  Вы  таким  бывали  смелым.  Дерзайте.  Может,  в  ФРГ еще  поработаете…  Лет  двадцать. Какие  языки  изучали?- Юрий  ему  сказал,  что немецкий  и  еще  французский. -И еще,  если  не  ошибаюсь, пытались   изучать  английский -  вы же  выписываете  журнал  «Новое  время»  на  этих  трех  языках. Уже  два  года. А  вот  переводите только  с  одного-с  немецкого.  Детектив  «Трешер  не  возвращается» «Trescher nicht  kam  wider». И  еще «Сказки  народов  СССР» толстенная  книжка  и  без  адаптации. И  самый  разные научные  издания  -«Биофизика», «Успехи  физических  наук», ЖМЭИ –журнал  бактериологов  и  эпидемиологов,  учебники  иностранных  языков  для  наших  военных  училищ-  французский,  немецкий. Разносторонние  интересы у   доктора, и  вовсе  не  по  микробиологии.  Скажем,  зачем  вам  книги-  путевое  хозяйство американских  железнодорожных  узлов –Цинцинати,  Чикаго,  тормозные  системы  электропоездов,  технические катастрофы  в  промышленности  и  на  транспорте?  Возникает  недоумение… Вы  все  это  хотите  знать?  Зачем?   Мы теперь  все  про  вас  знаем?  Знаем  все?  -Ответа  не  последовало. 
Юрий  Григорьевич    робко высказал  пожелание сидеть в  холодной  в  Выксе- там  его  никто  не  знает,  а  в  Кулебаках дело  совершенно  иное. Приедет  он  после  Ляхово  домой,  каких только  сплетен  ему  здесь  не  сообщат  о  нем  самом. Уши  завянут. Но  Корчагин  не  согласился.  Причин  он  объяснять  не  стал,    просто  приказал  какому-то  офицеру  милиции  оформлять  доктора  на задержание. Прибавил.  -  Вы    там напишите  чего-нибудь.  Никто  придираться  не  станет. Фантазируйте,  сочиняйте,  но  более-менее  правдоподобно,  не  надо  утверждать,  что  он  собирался  сжечь  райком  партии  и  перерезать  весь  партактив. Что-нибудь  мелкое  придумайте,  что-то по  пьяной  лавочке. Но  нелогичное. Неожиданное совершенно.           
Юрию  предложили  вытянуть  шнурки  из  ботинок, отдать  галстук, ибо  доктор  не  посмел  сюда  ехать  без  галстука  с  теми  людьми -  они  из  КГБ. Затем  его проводили  в  холодную  одиночную  камеру  с   вонючей  парашей  у  порога.  Хорошо,  хоть  закрыта  каким-то    кругом. В камере  с огромным  ложем  из  струганных  и  крашеных  досок, с  тусклым  освещением –лампочка  была  маловаттная  да  еще  и  сто лет пыль  с  нее не  стиралась.  Правда,  она  была  за  проволочной  решеткой.  Тоже  пыльной  и  с  паутиной  даже. Окошечко  находилось  чуть  ли не  под  потолком  и  тоже  за  солидной   решеткой. За  стеклом  уже  была  бы   кромешная  темнота, но  милицейская  территория  хорошо  освещалась  большими  лампами  на  дворе  и  на  улице. 
-Валяйся до  утра,  патриот. – Он  сам  себя  уже  не  одобрял. Как  медленно  тянулась  для  него  ночь,  ему  было  не  выразить. Хотя  был  одет в  пальто  довольно  теплое,    буквально  околевал. Было  22  ноября. Морозы  ранние  уже  пришли.
Случайно  получилось,  что проводил  в  камеру  его недавний  еще  ученик -пожилой  милицейский  старшина  Брюшков  Степан  Ильич. Пару  лет  назад  Титенков  преподавал  в  очно- заочной  вечерней  школе  физику, химию  и  биологию.  И  этот  милиционер,   он   проживал  в  ближайшей  деревне  Шилокше, ее  как  раз  и  закончил  в  те  годы,  когда  там  вел  уроки  этот  доктор.
Юрий   Григорьевич  закончил  биофак. В  его  дипломе  было  также  написано  «биолог, преподаватель  биологии,  химии, биофизик».  Так  что пожилой  милиционер  вполне  резонно пожурил   своего  молодого учителя- Что  же  вы  так,  Юрий  Григорьевич?  Плохо  себя  ведете?  Да? Запрем вот вас  в  холодную. Приказано…Ах,  как   несолидно. Нехорошо.
Юра  понял,  что  для  всех  здесь  в  милиции  осталось  неизвестным,  за  что  его  сюда  засунули,  кто так  распорядился.  И  что-то  дикое  предложили  в  объяснение,  чтобы  удовлетворить  их  естественное  любопытство.
Правда, перед  помещение в камеру Титенкова  Корчагин  встретился  с  районным  психиатром Трендюком, но  уже  в  другом  кабинете.  Что-то  велел  тому  писать,   частично    под  его диктовку. Трендюк  послушно  исполнил.
Утром  в  половине   пятого  Юрия  Григорьевича,  совершенно уже  замерзшего, отвели  в  холл  перед  дежурной    частью  к  жене. Люда  принесла ему  мыло,  полотенце,  зубную  щетку  и  пасту. Он  выглядела  очень  расстроенной, видимо,   всю  ночь  не  спала. Правда,  она  была  в  теплой  квартире и  даже  что-то  могла  поесть, когда кормила  дочерей.  Арестант  только  в  этом помещении, где  оформляют задержанных,  немножко  и  стал  согреваться.
Жена  ему  сказала,  что  в  полночь  сбегала  к  Жене  Иванову-второму  Кулебакскому  психиатру,  они  отправились  к  Трендюку  в  детскую  больницу,  там Трендюк  сегодня  дежурил  за  Софью  Андреевну- свою  малоподвижную  непомерной  толщины  супругу.  И  Женя  с  Трендюком  там в  ординаторской крепко  поругались.  Женя  доказывал,  что  Юра  совсем  не  псих и  незачем  помещать  его  в  Ляхово. Доказать  ничего  не смог. 
Трендюк  вызвал  милициионера на  утро и  машину  отвезти  Титенкова  в  Горький.  Женя  проводил  Люду  домой,  и  сказал,  что  именно  ей  нужно собрать из  вещей   в  больницу.
Приехал   «УАЗ» -  машина «Скорой  помощи». Было  уже пять  утра. Титенкова заперли  в  УАЗике,  изнутри  ручки  были  сняты,  чтобы  он  не  смог  отсюда  сбежать. Повезли.  Странно,  куда  привезли. К  его  дому- на улицу Циалковского  35. Могли  бы  и  жену  захватить,  привезти –все-таки раннее  утро. Но  нет,  не  взяли.  Оказалось,  что заехали  за  Тамарой. Ее  в  милиции  ночью не  держали- забрали  прямо  из  дома.  На  сей  раз  быстро и довольно  просто.  Она  никуда  не  убегала,  не  сопротивлялась, никого  не  обзывала  фашистами. Поехали  в  Горький. Что  там  было  дорогой,  он  потом  и  не  смог  бы  вспомнить.  Ушел  в  себя  и ничего  не  замечал.  Ни  деревень,  которые  они  проезжали  в  это  зимнее утро, ни  мостов  через  Велетьму,  Тешу, речушки в  Новоселках,   в  Богородске, в  Ворсме, мостов  над  железной  дорогой на  Казань  и  большого  моста через  Оку,  ничего,  что  обычно  отвлекало и занимало  его  воображение.   
Уже  в  поселке  Ляхово,  в  городке  обширной  психобольницы вернулся  в  реальную  жизнь. Множество двухэтажных зданий  красного  кирпича, возведенные в прошлом веке  на  деньги  писателя  Мельникова-Печерского, потратившего  целевым  назначением  огромные  средства на  огромную  лечебницу  для  душевнобольных,  к  этому  подвигла  его  родительская  любовь  к  больной  дочери.  Мельников-Печерский   поставил  больницу  далеко  от  города,    но  Ляхово  уже  давно  слились  с  Горьким. Поселок  стал  частью  Щербинок.
Когда  дежурный  доктор взяла  в  руки  его  направление  с  красной  диагональю, что  означало - социально  опасен,  перечитала  трижды  то, что  там  намарал  Трендюк, она  с  невольным  удивлением  стала  оглядывать  пациента. Он  точно  не  напоминал  ей  своих  заурядных  больных. Хотя  те  тоже  всякие были -  вот  Тамара  Лихачева,  здесь  гостившая  два –три  раза  в  год,  полагала  в  период  обострений,  что  она  танкист-истребитель,  и  мужчина сейчас тут  лежал-  утверждал, что  он хранитель  библиотеки Ивана  Грозного, и  человек,  недоумевавший,  почему  всем  дорогам  на  Земле,  находится  конечный  пункт? Например  из Горького с  Казанского  вокзала –это  вблизи Канавинского   моста через  Оку  железная  дорога  ведет  прямо  до  Казани… А  ведь  от  Казани  прямо  до  Казанского  вокзала  в   Горьком,  чуть  не доходя   до  Канавинского  моста.  Каждый  ведь  сходит  с  ума  по - своему. Но  то,  что  написано  про  этого, ни  в  какие  ворота  не  лезло. –Повезло  пятому  отделению- подумала  докторша. С  этим  они  там  не  соскучатся. – Ишь  ты, просится  работать  в  органы  безопасности, полагает,  что  умный  как Ленин,  а вот  другое  -какая-то  чушь, не  стоит  останавливать  внимание- разбил  витрину  в  магазине, устроил  дебош. Ну  что  же - примем  и  такого. Ленинец.
Она на  минуту  оставила  свой  кабинет,  пошла  на  крылечко  подышать  свежим  воздухом. В  коридоре увидела трех  обыкновенных на  взгляд  юношей,  прыщавых,  тихих,  но  в  наручниках  и  с  охраной.  Два  милиционера по  сторонам не  глядели,  с  парней   глаз  не  спускали.  Конвоиры  здесь  давно  примелькались.  Часто  сюда  привозили  уголовников  на  экспертизу.
Она  немедленно  сообразила, что  эти  парни   уголовные  преступники.  Вспомнила, что  ее  брат Веня (он трудился  хирургом  в  больнице  Семашко) ей пару  дней  назад предсказал, что  привезут  к  ним  трех  негодяев,  угостивших  под  вид  очень  чистой  водки,  совсем  без  вкуса и  без  запаха,  своего  товарища  серной  концентрированной кислотой ( чистой  для  анализа – чда ). Простец  выпил  махом, сколько  мог. К  его  счастью   пищевод   у  него   сжался спазмом. Юноша  чуть  не  умер. Дышать даже  не  мог. Сколько  будет  у  него  впереди  операций, даже  главный  хирург больницы Солдатов  не  знает.  И сколько  лет  дадут  этим  сволочам,  бог  весть. Они  тут  же  закосили  под  психов. Веня  предупредил,  ни  в  коем  случае  не  попадитесь  на  их  удочку.  Пусть  в  тюрьме  сгниют. Может быть,  их там  уголовники научат гуманизму. Хочется  верить.
Докторша  с  грустью  подумала-  вот  Веня людей  лечит.  Обыкновенных  нормальных.  Ну,  может  быть,  не всегда  у  него  получается.  Как  ни  как  умирают  и  у  Солдатова, и  у  Пахомова. Это  профессор по  ожогам  из  ГИТО,  куда  потом  перевезут  несчастного  с  обожженным  пищеводом  и  гортанью,   но  они-то  лечат.  И  вылечивают  в  основном. А  у  нее  что  за  работа?! Таких  негодяев,  как  эти  трое,  раскусывать, в  их  грязные  душонки   лезть.  Оберегать, чтобы  в  тюрьму  не  сели. Чтобы  спаслись  за  статьей   4 «а» или «б». 
Их принимает  5-ое  отделение. Где  всем  заправляет  Мария  Ивановна. А  она  своего  шанса урвать  от преступников   не  упустит.  Были  бы  родители  только  побогаче. Давно  липкие  слухи  о  ней  ходят.
Когда  доктор  озябла на  ветру,  вернулась  в  кабинет. Велела  сержанту  звать  первого.