«Бойтесь данайцев, дары приносящих»
                                                  Вергилий «Энеида»

   А и случилось сие во времена древние, когда кроме копий да дубин, пяльцев да лучин, брюквы да махры, горшков да бересты ничего такого особенного и разнообразного, чем сейчас мир до изжоги изобилует – не было. Ибо наук как таковых ещё не существовало, а, следовательно, и технологии, улучшающие жизнь человеческую, в упадке изрядном находились. Но кое-как люди тогдашние смекалкой врождённою да умом пытливым обходились, и быт свой мало помалу налаживали. Да и с природой-матушкой  ладили – не посягали загрязнениями на прародительницу, за что она - чад своих особливо не обижала. 
               А было тогда зато лесов непролазных, полей не паханых, вод не загаженных – не чета времени сегодняшнему – завались и ещё с горкой. И никакие Greenpeace и прочие рейдеры от экологии грязно не домогались до люда предприимчивого и оборотистого. Ибо и придраться-то тогда не к чему было, дабы  деньжат срубит по лёгкому: нет заводов - нет отходов не считая, разумеется, естественных. Всё было натуральным, от истоков чистых, едва ли непорочных во всех смыслах.  Может, потому и сказ сей дошёл до дней наших почитай, что в первозданном виде: летописцами субъективными не правленый, цензорами конъюнктурными не обгрызенный - исключительно благодаря народу – хранителю - средствами информации массовой как теперь не одурманенному.                                                       
            А народ, как известно, суть - природы часть – её венец некоторым образом, а значится и в помыслах и желаниях своих к добру естественному, к правде истинной, в массе своей, как бы изначально чист – и лукавить ему особо в рассказах своих о себе и делах своих, смысла особого - нет.  Ну, а ныне, сказ сей, по крупицам отрывистым да бесценным, как жемчуг во времени рассыпанный, но от пращуров к предкам, из уст в уста - да в наши лета, слово в слово, как ожерелье драгоценное, в текст набран - современникам для вразумления, а потомкам в назидание на суд представлен.
                                                                                                          I

              Жил-был в ту пору от моря чёрного до океана студёного народ чудный и славный, можно сказать - уникальный в своём роде: ни что его не брало – ни зверь лютый, ни ворог безжалостный, ни погода угрюмая. И всё ему не почём было, и все дела его по плечу ему были – себе на радость, а соседям, как правило, - на зависть. А всё потому, что любили он, народ то есть этот, землю свою родимою пуще жизни собственной. И звался народ оный - Русью, а за границею иногда – среди прочих имён – даже и медведями: видимо, из уважения, а может и напротив – кто ж их поймет то – чужая душа сама по себе потёмки – а уж иноземная - тем паче. 
               Но, русские по своему характеру и укладу были людьми в целом добрыми и крайне терпеливыми и посему не обижались на аллегории всяческие в адрес свой. А даже напротив – помогали, утешали и охолоняли, как могли, соседей своих на язык иногда дюже острый и до чужого добра охотливых: там - хлебушком с кваском угощали, тут - словом ласковым приголубливали, а где бывало, и кулаком ядрёным умиротворяли. А как же?! Уразумел русский народ чрез опыт свой, что ежели сосед прожорливый и завистливый не в меру – жди беды али ещё какой пакости: вовремя профилактику ему не сделаешь, глядишь – сам заразишься страшным вирусом завистливости и алчности, душу чистую да открытую напрочь разъедающий.
               Но тогда,  как уже сказано было, - в силу отсталости мысли научной,  фармакология, в теперешнем её виде,  напрочь отсутствовала, дабы от инфекций зловредных упастись уколом или прививкою специальную. А потому – хвори да болячки опасные лечили больше травами да заговорами, кулаками да договорами – никакой тебе химии - всё от земли-матушки, по справедливости и по совести. И химеры зловредные кое-как пресекать удавалось. Да и границы были хоть и без нынешней сигнализации электрической, но ворог непрошенный особо не захаживал - ну разве что раз или другой в год по нужде особой аль по ошибке роковой – и такое бывало.  Повоюет, значит, агрессор оголтелый малость и коли, жив, оставался – вертался на карачках восвояси, к дому своему передом, а к Руси – задом. Так и приструнили со временем - змия треклятого: знал аспид ненасытный - тут особо не забалуешь, ибо не перевелись тогда ещё на Руси чудо-богатыри силы не мереной да удали не виданной. Да и народ в целом был такой, что если чего не по нему, не по сердцу его, не по воле его, то уж лучше – прочь сторонись, коли жизнь мила: растопчет в гневе праведном, сотрёт в порошок в сече яростной и имени не спросит: серчать - так серчать, а гулять – так гулять. Так то вот. Ибо времена хоть и старо древние, почитай что – ветхие были, - но суть со временами текущими ни на синь пороха не поменялась. Коли, слабину дал али только вид показал, что духом не крепок – как есть расплющат ниже мха прошлогоднего воры да разбойники пришлые, ну и от своих людей лихих на орехи также доставалось – не без этого, как говорят, – в семье не без урода. А серчали да гуляли тогда так, что даже на задворках Европы слыхать было. Может, кстати, от того и не возлюбили они нас с тех пор за звон мечей пронзительный да свист стрел оглушающий, за песни раскатистые да пляски землю сотрясающие – одним словом за излишний шум их покой раздражающий.
               Так и жили себе век за веком не спешно люди русские – от печи до сечи, от плуга до зарубы. Землицы в достатке – дел вполне хватало и в полях и на грядках, ну и на войнах клятых. И не сказать, что б уж вовсе кучеряво жилось русским на земле своей Православной - Господом оберегаемой, красоты неписанной да ресурсами несметными богатой, но уж точно и не хуже всяких прочих, иных народов. Ну, разве что за редким исключением. Да и то если только в бытовом плане по причинам естественным, а посему – трудно одолимым: территория-то – не с воробьиное крылышко – на кривой козе ни за год, ни за два не объехать. Да и с дрогами-то тогда ещё не ахти было – так одни направления: по приметам, по памяти, да по молве народной всё больше люд простой и даже чиновничий ориентировался. Вот с тех пор, кстати, и прижилась, похоже, поговорка-то: «Язык - до Киева доведёт» или ещё куда подальше. От того-то, возможно, но нельзя сказать определённо, что уж совсем по этой причине, но было крайне не просто организовывать жизнь достойную на всей огромности государства Российского, а токмо в первую очередь в столицах да ещё в иных городах заметных. А уж если, по совести сказать, то и там - на окраинах городов-то первопрестольных и значимых – не шибко люди то в шубах песцовых да с пряником медовым век свой коротали: так …от аванса до получки от премии до взбучки.
                Но в целом - по стране, то есть, - народ особо не роптал, ибо сердцем понимал: от добра - добра не ищут, лишь беду себе накличешь. А главное, что вера в Бога, Царя и Отечество да любовь к ним искренняя были крепче камня гранитного и острее лезвий меча булатного. Тем и держалась Русь за корни земли своей, цветя да размножаясь.                     Одним словом - тишь да гладь, и Божья благодать, если прорехи за не успехи не считать.   

                                                                                                         II

                 Но однажды постучался робко в ворота Русские некий человек: с виду - ни низок - не высок, не красавец – не урод, тихий голосок, тёмный волосок, с прищуром глазок – на соседей ближних не похож,  да уж больно угож: в смысле на - всё готов - был бы уют да кров. И спросили тогда его стражники-привратники:
               «Ты кто ж таков, мил человек, будешь? Какого рода, племени-семени? И что привело тебя к порогу нашему?»
                И отвечал он им, слезу искусно на брюшко своё выпуклое роняючи: что, дескать, зовут его Яганом, и что родины своей он не помнит, и как племя его зовется – не ведает, и гоняют его с сородичами  изо всех стран и земель от века к веку; и нет нигде угла для них спокойного, дабы корни свои пустить основательно  и зажить в  прибытке счастливо.
               «А за что же тебя, сердечного, так отфутболивают по всему полю земному яки прокажённого» - не унимались охранники – «набедокурил чего или какая иная причина имеется тайная - говори всю правду – ничего не скрывая от нас, дабы худо не было потом  ни тебе, ни роду твоему?».
              «Да ничего такого особенно уж гадкого» - отвечал он им, бегая глазками – «я и племя моё не творили, а только наоборот – помогали мы всегда жителям местным, приютившим нас: где сапоги починить, где платье сшить, где на скрипке сыграть, а где даже и денег одолжить…возьмите нас к себе жить – не пожалеете».
               И хоть был люди русские в массе своей до добра чужого не особенно охочи, так как и своего в достатке изрядном находилось – но, услыхав про деньги, машинально ли, от скуки ли, а может по иной какой причине не ведомой, вдруг, оживились, стражники, вида, правда, не показывая. И как бы зевая, снова вопрошали Ягана:
              «А много ли денег при себе, уважаемый, имеешь? И в какой валюте? А не фальшивые ли купюры твои? У нас с эти строго».
              «Да  кто ж, соколики, по временам нынешним с собой наличные носит - Христос с вами, а валюта известная – злато да серебро – твёрже некуда - их и подделывать то грех» – отвечал он, слегка заикаясь, пуще прежнего моргая. «Примите, православные, на жильё-бытие и под защиту свою – принесу тогда в Россию металл означенный и приумножу оный, то есть доходы ваши - я имел ввиду - во процветание отчизны моей новой». «Странно» - про себя удивились привратники - «что-то здесь не так - надобно с начальством посоветоваться – дело, похоже, не простое, с подковыркою». Что и сделали, предложив Ягану обождать неделю другую у врат государства, дав ему бескорыстно молока крынку, хлеба четвертинку да шмат грудинки.

                                  III

                       Думали Царь да бояре русские как поступить – да к мнению единому так и не пришли: с одной стороны, если верить словам ягановским - вроде как работящий люд и при деньгах, а с другой – загадка: от чего ж тогда все от себя гонят их, как блох с бани. А поскольку во времена те приснопамятные связи телеграфно-телефонной - да что уж там – даже  голубиной – и в помине не было, то и справится в срок разумный у народов дальних об яганцах возможности не было. А в связи с тем, что народ русский, включая даже начальников, в целом как уже сказано выше и впоследствии историей бесчисленно  доказано, был и есть, гостеприимен, открыт и доверчив порой до крайности, то решили положиться на авось – извечную альфу и омегу бытия своего.
                     И пустили они таки Ягана с роднёй его в ворота свои на прокорм и под защиту от ворога с условием, что властям и народу - верным слыть, а изменниками и ворами – не быть, разору и убытков казне и народу - не чинить. И клятвою верною, Яган и сородичи его старшие слова сии подтвердили. Ну, и на всякий случай, тогдашний Царь настоял, в договоре на жительство обещания словесные письменно отразить, подписями скрепив и строго хранить, положив документ для потомков в архив.

                                                                                                       * * *

                    Год прошёл, минул другой, филин развелся с совой, а затем ещё с пол сотни лет промчалось чередой – прижились, вроде, Яганцы под Российскою звездой: корешки пустили в землю и осели бахромой в городах столичных, знатных неприметной саранчой. Ну и дальше по задворкам расплескались сверх достатка иммигрантскою волной… 
                   И вроде бы с наружи всё чин по чину: в будни, как все, - работают, по выходным – гуляют скромно на роздыхе – к местным не цепляются, в основном в своём кругу общаются. Но в народной массе никак не растворяются, а на службе государственной понемногу выделяются – таким макаром, значит – утверждаются, на должностях тёплых и хлебных укрепляются, русских собой постепенно вытесняя. А народ всё примечает, да на ус мотает, понемногу серчает, но кулаки пока из-за пазухи не вынимает – всё, как всегда: надеется, что само собой всё расклеится.  Ан нет – великий авось не помог – полез народ добровольно, а вернее – по доверчивости душевной  в неведомый ему до селе долговой оброк.

                  Шёл, как-то, в ту пору, аккурат в субботу Ваня из бани, ясное дело - в красной рубахе –  с рублём на кармане: а как же – нельзя иначе, надо ж закусить в выходной с друзьями. Идёт по сторонам моргает, слегка зевает, никого не задевает, ворон от нечего делать считает. Вдруг, откуда ни возьмись, как колючка из пыли, сын Ягана – Изьян – задуши его бурьян. Говорит Ване, мол, не хочешь ли, сосед, с ватрушкой чаю - зайти на минутку в избу приглашает, а самого изнутри аж всего распирает, отчего - позже узнаем.
                  И хоть небыли они даже и приятелями – так… «привет», да «здорово» и все разговоры,  но Ваня его уважил – не велика, рассудил, времени пропажа - свернул на лево - и замесилось чёрное дело… 
                  Эх… как бы знал, горемычный, по чём чаёк – то в итоге выйдет – шёл бы прямо мимо Изьяна и не угодил бы в кредитную яму. Но как у нас в России говорят, если б знать, где подстилать, можно б и министром стать. Это сейчас их, чиновников то видных, как собак не резаных, а раньше от силы штук пять – все на виду, чуть, что не так - за бороду да об царский кулак; ну, а, ежели из казны что украл, то хорошо коли  в Сибирь на четвертак, а чаще - на дыбу через осину, что бы знал гад, как воровать - вражина, ну и что б другим не повадно было. Нда…вот времена то были – не чета нынешним: лишний особняк али коттедж на подрядах липовых не построишь, на бентлях да лексусах за мзду купленных честной народ, раздражая не наездишься, в Куршавелях да Монте-Карлах богатством из казны сворованным, не покичишься – тут же за воротник и на кичу. Ну да ладно, не будем о грустном: всё одно, как говорится – отольются кошки мышкины слёзки, ибо Бог не Тимошка - видит немножко.

              Ну, значится, выпили они по чашке-другой, съели по ватрушке сухой. Ну, и как полагается –  винца слегка… разговора для.  Ваня разомлел, а Изьян - осмелел - говорит слащаво, зрачки, таинственно вращая и как бы невзначай, разливая снова чай:
            - Вот смотрю, я на тебя Ваня, и одного не понимаю: вроде всё при тебе, а живёшь почитай, что в нищете.
             - А чего тут особо понимать, о богатствах рассуждать: али не знаешь, какие у нас оклады –  аккурат на заплаты, да вот - сходить на выходной в баню и с друзьями выпить браги...
             - Да это я знаю, а всё одно за тебя всей душой переживаю. Одни жируют, а другие бедуют - несправедливо это: был бы ты, не дай бог, к примеру, калекой –  тогда уж и ладно, а так уж как-то совсем погано.
              - Это есть…, Изьян Яганыч, да так уж повелось на свете – одним кофей в постели, другим всю жизнь коротать на сене – диалектика - мать её так! – где-то я про сию философию читал. А с другой стороны – закрома полны, детишки сыты, жена в парчу с брошкою одета и даже тёща на печи пригрета. Ну, чего, казалось бы, ещё надо: живы да здоровы благодаря Богу, радуемся и горюем не хуже прочих.
              - Так то оно, конечно, так - нет спору, да только так и проживёшь под горкой, не повидав мир, с высоты вольной. Вон, народ – то, который при деньге: и за кордонами гуляет, и телеги модные покупает, и хоромы в три пролёта ставит; по полной программе отжигает, ибо понимает, что жизнь, как вода, утекает – живёт в полное своё удовольствие.
               - Да где народ то тот, что как сыр в масле живёт? Чего-то у нас, его особливо и не видать? Разве что воевода местный – так у него окромя лат серебряных, меча булатного, копий титановых, конюшни да псарни ничего такого особого и нет - зато почёт и уважение от всего населения за былые победы в сражениях.
               - Эх…Ваня, Ваня… не туда смотришь, не намажешь на бутерброд почесть; не знаешь, как нынче в столицах то живут: деньги лопатой гребут, а спины особо не гнут: на зорьке не встают и до ночи подковы не куют.
              - Да разве ж так бывает, что б не напрягаясь в богатстве купаться, что-то я весьма сомневаюсь?
               - А ты не сомневайся, Вань, лучше вот сюда ко глянь – отвечает Изьян, показывая ему бересту, на которой позолоченными буквами в заголовке, как свежий бланш посреди лица, сияло и переливалось, не ведомое ему слово - «БанкЪ», а ниже: буквицы с циферками – все как есть ровные и даже, как будто, выпуклые.
                - Ну, и что это за хрень? Чай рекламный бюллетень? Знаем…. ездили вполне мы на сей дармовой козе: обещают - выше гор, а в итоге: как сокол – горд до крайности, но - гол. Вон лет пять тому назад приезжал, какой то франт, вроде как от басурман, так такого обещал, что малеха прям не рай, но как денег с нас собрал – в миг единый и пропал.
                 - Да ты, Вань, не кипятись, лучше в сути разберись. Что, к примеру, есть кредит? А, ведь, это,  дорогой, не иначе козырь твой, что б подняться над толпой. Вот ты сам прикинь умишком, где тут по тебе зарыта, как ты говоришь собака, если деньги под проценты лично я тебе отдам, а ты мне чрез время оно, что пропишем в договоре, их  вернёшь опять назад.               
                 - Эва как! хитро, однако, тут ведь и тебе навар: надо мне обмозговать…что бы дров не наломать.
                 - Так ведь я не тороплю – сколько нужно обожду, только сильно не тяни, ибо, ты уж не один за кредитом заходил. Помни - жизнь всего одна: было б три или четыре - можно б больше погодить, но, поскольку – всё ж едина - надо экономить силы, ибо  можно ведь всю жизнь на достойный быт копить, когда можно взять кредит и проблему в миг решить.  А насчёт навара, Ваня, зря коришь меня – накладно содержать в России банки, рисков, веришь ль – как грязи, а доходцу - кот наплакал. 
                 - Да я энто понимаю, каждодневно сам бываю в ситуациях таких, что врагу не пожелаешь – одна тёща, что б ей охать разрывает мозг мой вдосталь, посему не возражаю против рисков, так лишь ляпнул к разговору, для солидности, проформы… Ну, а, сколько бы, к примеру, одолжи бы ты теперь мне?
                -Ну, положим, четвертак я б ссудил тебе хоть счас, на год или на край – два, потому тебя как знаю: ты семейный, работящий и не пьющий по будням.
               - Ну, а коли не верну - твои денежки тю-тю?
               -На сей счёт не беспокойся – всё верну через казну …пусть не сразу – отсужу…только это крайний случай, я о нём и не сужу. Кстати, для того проценты от греха я и беру.
                 Ваня отхлебнул винца, закумарил самосад  и с минуту помолчал. А тем временем, в мозгах, напряжённый шёл расклад - как бы этот четвертной запустить бы в оборот: «обновлю, блин, гардероб, всей семье, что б даже Фрол, все соседи и друзья - очумели одним разом; крышу в доме починю, на остаток же - гульну, так что б знал весь городок, что не так-то я и прост, а ухватист и умён, хлебосолен и не жмот».
                - Ладно, чёрт тобой, Изъян! - чуть не выкрикнул Иван – пиши нужный договор и неси мне четвертной; да не дрейфь - верну всё к сроку – будешь профитом доволен: мы ж не жулики какие – совесть в долг не заложили. Ну, на том и порешили.

                                IV

                      Надобно для ясности добавить, что и раньше на Руси в долг давали, ибо всякое в жизни  бывало – и так из беды выручали. Но никогда за то проценты, то есть денег в рост не брали – грехом считали. Конечно же, не все так поступали – мир-то – не без изъянов, но народ сие осуждал, а иногда даже и изгонял, тех, кто всё ж этим промышлял.
                     Но к счастью аль нет, а так устроен свет что, всё течет, и всё меняется... И устои, казалось бы, незыблемые сегодня, завтра расшатываться начинаются, ибо нет ничего, что не изменится, разве что кроме самой Истины.
                    В общем, идёт Иван от Изъяна от нежданной удачи будто пьяный: хотя браги с утра в рот не брал. А то, что с чаем винца намешал - так он и за выпивку это не считал - уж больно напиток слаб, почитай что квас. Одним словом, шагает вразвалочку, а внутри душа уже пляшет в присядочку - совершенствует в уму как потратить нежданно свалившуюся на него денег тьму. Вдруг, навстречу ему, как из колоды козырный туз, друзей-приятелей ватага в кабак зовут – сразу видать: по поводу гуляют, с размахом чего-то отмечают: из дали видать, на весь городок слыхать. Остановился, Ваня, стал затылок чесать, про себя рассуждать: «ну, ежели часик, другой, погуляю с братвой, - не убудет с того, али ныне не выходной! - главное кредит не пропить - в лапти что ль его укрыть?». Тем задачу и решил. Ну, а далее, стопы свои направил он – на  право, в кабак к ребятам. Те более те сами звали – не неволили, грозились залить водочкой с горочкой, а уж в нахаляву – как не напиться пьяным, да и рубль выходной лежал на кармане, целёхонек на случай чего…
                    Эх!… и знал бы Ваня, чем ему в итоге гулянье встанет - шёл бы прямо, не завернул бы на право в долговую яму. Да что теперь толку о том кручинится, что уже случилось – всё одно не отыграть назад, будь ты хоть «великий» маг, а по-русски - шарлатан.
                   Уж сколько времени и как Ваня с друзьями в кабаке гуляли, о том достоверно незнаем. Да, только бабки на базаре по утру шептались, что до того безобразники обожрались, что медвежонка у цыган отобрали да городничему ночью в дом через окошко запихали: мишка ревёт, обои да шторы  со страху рвёт – городничий с супругой и с всею обслугой кричат «караул!», на выручку, значит, зовут; соседи тут как тут – внешне сочувствуют, а про себя хихикают, но выручать спешить - накось выкуси. Зверь не велик – но мало ли…  Да и начальник у горожан был, скажем мягко, не в чести - был бы кто из своих, простых - тут же бы и помогли чем смогли.
                   Но власть – есть власть – что б ей реже икру метать - на многое может закрыть глаза, но что б себе дать пропасть – это, извините, никогда - утопия так сказать: приняли меры - примчались милиционеры - спасли от мишки с челядью мэра. В общем, и смех и грех от ночных потех, но одним  - забава, а другим – беда – хоть и курьёзная малость.
                  Пришёл на зорьке Иван домой пьян в драбодан, едва живой, фактически - никакой. В дверях столкнулся с женой, рухнул в сенях на пол, так и заснул босой, в одних портках и рубахе –  эх…похоже, лапти пропил хозяин. Супруга суетится и охает, а теща – ворчит, и зло языком цокает: «а ведь упреждала я тебе, клуша, не выходи, Машута, за сего дурня, всю жизнь намаешься, да ничего не поправится. Вот Фрол был жених! – не беда, что не красив да хром, зато сундуки полны златом серебром; а ты всё, мол, гармонист, да гармонист, и удал и плечист и красив – вот и мыкайся до гроба с ним, с непутёвым таким».
                 «Да хватит, уже вам мама, причитать – возражала, рыдая тихо, Маша - люб он мне окаянный, а вы хоть за чёрта меня выдать, согласны лишь бы зять был богатым.  Ой, что-то у него из кармана на пол упало –  какая-то бумага, с виду - дорогая».
                  Стали жадно читать, в суть вникать да не получается никак. Но, одно, вроде, после часа мытарств разобрали – Ване в долг двадцать пять рублей дали. А как сумму осознали, так разом и за горевали, так как денег-то не было в наличии в кармане: неужели пропил или обокрали… Правда тёща, от чего-то вдруг, первый раз, зятя зауважала – даже сама от себя такого не ожидала – но виду, конечно, не показала – характер держала: она так посчитала – первому встречному в долг не дадут, а тем более такому дураку, значит возможно, изменения грядут, может, чего дельного придумал шалопут.
                   Решили, не будить, Ваню, пусть проспится Христа ради: всё одно не поднять, накрыли одеялом, пять минут постояли, повздыхали и занялись домашними делами, с напряжением пробужденья ожидая.

                              V

                  Очнулся к вечеру Иван, а уже заранее свету белому не рад. Чует - беда пришла, а откуда не поймёт никак. Выпил рассолу – полегчало не много. Глянул на ногу, а там - мозоль с жёлудь –  тут же и про четвертной вспомнил. А как вспомнил – чуть не обмер. Похромал на крыльцо, кинулся под лесенку, а лаптей и нетути. Сидит на полу – проклинает судьбу, глаза не поднимает на жену, понял, что вляпался в беду по самое не могу. И не вспомнит никак: как же он смог так вместе с лаптями весь долг прогулять. А тут ещё теща, зараза – зашибить её чугунным тазом мало, свербит – душу бередит. Башка и так гудит, а она всё узнать хотит про кредит. Договором перед носом трясёт, сосредоточиться толком не даёт. Пришлось Ивану объяснять всё своими словами. А как дошло до тёщи, что он четвертной, который должен прогулял ночью похоже, так вовсе вылезла из кожи – начала опять причитать, зятя чертями склонять, косточки его перебирать.
                Загоревал Иван, слушая, тещин базар, а та - никак не унимается, даже ещё пуще распаляется. И решил он тогда - даже сам такого от себя не ожидал – заткнуть решительно оскорблений в свой адрес фонтан: в полный рост встал, дыхнул перегаром на кулак, и в пол силы тешё прямо в лоб, перекрестившись, закатал: видать крепко достала его теща, раз содеял такое. Та такого расклада – также никак не ожидала, в шоке на скамью слёту так и села – насквозь оробела, но главное – замолчала: неделю  рта не открывала – в миг шёлковой стала. Вот так вот бывает, когда человек иной раз меры не знает.
               Ушёл, Ваня в кузню думу горькую думать. Не ест, не пьёт – подковы с отчаянья куёт и хоть время ждёт - долг-то взад с процентами отдавать – ещё через год, но обида, что так всё глупо вышло – душу рвёт. Неделю кумекал, как вывернутся из позора с успехом. Наконец, решил: «сделаю вид, что ничего не случилось ведь кроме жены да тёщи – никто не при делах вроде; одену модный пиджак с карманами, галстук с вензелями и пойду по новой занимать к Изъяну. Только теперь - всё на серьёзе – никаких пролётов – из банка напрямки к дому - займу по более – хорошо бы дал, чёрт чужой, сотен семь-восемь. Хоромы в три этажа отстрою, закажу из Англии телегу на стальных рессорах, семью в шелка упакую, и рвану в турне на Кубу. И только после, за раз всё и обмою, что б запомнил городок, что я хваток и умён, и ни сколечко не жмот, утру, кстати, и Фролу нос заодно».
              Задумал - сделал. Приходит через неделю Ваня в банк к Изъяну – и не узнать его сразу - разодет, как чистый франт: на трость упирается, во все зубы улыбается.
           - Ай, да Иван! – еле тебя признал – начал восхищаться Изъян – вот что значит - с умом кредит потрачен! Чем-с нынче обязан?
           - Да вот решил я, Изьян Яганыч, если вы, конечно, согласитесь, кредит увеличить – чего уж там крышу чинить - мелочится, надо новый дом возводить, импортную телегу купить, да в круиз, куда подальше укатить – не всю же жизнь на одном месте небо коптить.
           - Что ж, весьма похвально, разумно и масштабно, а, сколько тебе на всё денег надо?
           - Сотен семь, а лучше - восемь, годика на три, что б вернуть с процентами без напряга, я прикинул – должно хватить.
           - Сумма не малая, ты уж извини Ваня, тут гарантий возврата в договор прописать надобно.
           - Какие такие гарантии? Вы, что же это - слову моему не верите? – сдержанно и как-то неуклюже надменно удивился Иван.
           - Охотно верю – успокаивающе ответил Изъян - да только так принято у нас, у банкиров: мало ли что за три года случится – риски нужно понижать – я ж тебе в прошлый раз объяснял.
            - Да всё я тогда внял, только вот про гарантии долга - отродясь не слыхал. Что за «зверь» такой – опасный аль так - хорёк старой? Надобно разобраться толком, что б не стать закуской волка.
             - Гарантии, Ваня, это когда кто-нибудь за твои личные перед банком обязательства своими деньгами поручается; и / или сам ты в обеспечение исполнения закладываешь своё имущество по стоимости будущего долга с процентами –  и никак не менее.
             - Ну, примерно так я и предполагал, …для приличия лишь вопрошал, так сказать для уточнения - чтоб потом не было - в терминологии разночтения. Однако меркую я - с поручителями у меня беда – отколь у нас в городке миллионеры, одни работяги да пенсионеры. А которые в числе малом барыги имеются – те от народа простого за забором  высоким сквозь щели щерятся.
              - Жалко, Ваня, что нет у тебя друзей богатых, а то бы быстро новый кредит сладили. Так что - придётся тебе некоторое время обождать, что бы цепями себя с нужными людьми намертво для страховки кредита возможного сковать. Ну, или в другом месте денег искать…- нарочито грустно промолвил Изъян.
             - Стоп! – ухватился за подкинутую Изъяном «соломинку» Иван – вы же сами сказали, что под залог, возможно б дали.
             - «Под залог»?…ах да…извини,… запамятовал, милок, почитай уж пятьдесят годков – склероз, похоже, одолевает - иной раз через секунду забываю, о чём вещаю: оттого всё на бумагу и помещаю.   Нда…так вот-с, вопрос о залоге - весьма не прост: очень  деликатный, а порой даже – и не приятный…
             - Да, вы начинайте, особенно не стесняйтесь – мы ж не варвары какие – понимаем цену риска, авось и сговоримся.
             - Ну, как знаешь, Ваня, только помни, что я тебя предупреждал и даже отговаривал как бы, что б ты потом на меня не серчал, если выйдет что не так как ты мечтал.
             - Ладно, нам ли привыкать грабли об себя ломать – давайте уж скорее мой залог считать, авось всё и обойдётся, если, конечно, беда нежданно в дом не припрётся.
               Часа два они считали, прикидывали – каждый свою выгоду выискивал - один раз даже за грудки было схватились. Но в итоге на семьсот рублей сговорились под 10 (десять) процентов годовых – за что пришлось Ивану под кредит заложить избу да баню, кузню с инвентарём, огород с лавровым листом, сарай с телегой и лошадку пегую, ну и скотины всякой рогатой  – числом с десяток.  Договор в трёх экземплярах подписали – на том и расстались, каждый про себя удачную сделку нахваливая.

                               VI

                На этот раз Иван всё сделал, так как намечал по плану, ни копейки не пропил за ранее. Заложил хором фундамент из белого камня, что бы за зиму отстоялся. Заказал карету английскую, с рессорами пружинистыми предоплатой отослав  150 рублей за границу специальным нарочитым. Тогда, кстати, рубль легко на золото меняли, во всём мире к расчёту принимали, понимали, что ресурсами да народным умением - сверх границ он обеспеченный. Семью с ног до головы во всё новое одел и до нового года отдохнуть успел.  Но вместо Кубы съездил к куму в Сочи – решил сэкономить, ибо глянул на глобус – прикинул дорогу – осознал, что далеко и дорого – за пол года не обернёшься, да и Америка рядом - ну её к ляду - от греха подальше. В общем отдохнул у кума на юге, почти как на кубе с семьёю – солнце и море чего же боле. Даже тёщу Ваня на курорт приглашал, но та упиралась - на хозяйстве осталась, а может,  до сих пор за шишку на лбу обижалась, которая так сиять сливой и осталась - обратно никак не сдувалась. С тех пор, между прочим, она тише воды, ниже травы ходит - вот такие, иной раз, в жизни прорастают цветочки от немереных к ближнему своему претензий и злости.
                  А, вернувшись с моря, пригласил Ваня в гости, как и предполагал, отметить громко всё, что сделано скопом – друзей - приятелей и соседей числом едва ли не с сотню.  Разбил стол огромный рядом с каменным фундаментом хором будущим для наглядности.  А на нём, столе то есть, закуси шикарной, ресторанной, ароматы на версту расточающей – аппетит, до жора нагоняющий в изобилии расставлено.  А уж напитков у сильного пола популярных как водится – сверх края. Ну и для общего порядка - самовары с пряниками и иными сладостями для жён да детей предостаточно. Народ к вечеру подошёл и по началу оробел чуток – может, не по адресу, заплутал как-нибудь - уж чересчур размашисто - вроде и по-русски, но вряд ли  стол такой по карману Ване, ибо всю жизнь его не богатым знали. Хотели, уж было по домам разворачиваться – типа обознались – случается, как, вдруг, появился праздника хозяин - никогда его таким отродясь не видали: одет - с иголочки, по самой последней моде заморской, с макушки до пят упакован.  Сияет как червонец – одни видом всех в раз успокоил. Пригласил к столу вежливо, предложил налить по первой и закусить, что Бог дал – как следует. Ну, а после третьей, как водится, начались перекуры да разговоры, гости разбились на кучки как виноградные грозди: мужики к Ивану, бабы - к тёще его и Маше, а детишки в игры играют – отсутствию родительского присмотра да пирогам с мармеладами рады.
                  «Ну, колись, Иван, как это ты почитай из бедного богатым вдруг стал?» – начали вплотную знакомые интересоваться после четвёртого стакана – «Клад, что ль в лесу откапал? Или наследство от родни дальней принял? А может, извиняемся, в обход закона как?»
                 - Да все, братцы, не так. Схема легальная, но немного накладная. Зато, как видите сами – конкретно осязаемая и даже вполне приятная…
                 «Уж обратили внимание на твой из камня белого фундамент, одёжу дорогую да модную, эвана как загорел на курортах, как прынц заморский, стол вот щедрый - яств полон, только вот телегу аглицкую о которой, ты вначале,  гутарил – ещё не созерцали очами» -  отвечали ему, соглашаясь, приятели, снова подливая водку в стаканчики.
                 - Не беда, братва, через месяц, другой из Лондона обещались прислать заказным контейнером - аккурат к новому году прямо к дому. Приходите, мужики, кому не в лом – объездим буржуйскую диковину, ну и, как положено, на круг обмоем. Вот гляньте на картинку – примерно так объект сей выглядит.
                 Мужички – глянули, от удивления аж ахнули: мол, отродясь такого чуда не видывали – небось – дорогая, рассуждали и даже в разнобой восхищаться стали, что с ними редко бывало. И с новой силой Ваню пытать стали - откуда привалило столько радости, многих любопытство распирало, а иных и зависть обуревала.
                 Отвечал им Ваня, после пятого стакана, слегка икая и как бы поучая, что, дескать, взял кредит под процент на три года в банке у Изъяна – вот и вся тайна. Оживился народ, узнав про такой оборот, разлил вновь по полной и открылся диспут по новой. Начали взвешивать все «за» и «против», раскладывали риски по полочкам, убеждали друг друга голосом, и даже чуть не схватились за волосы – одним словом спорили отчаянно, еле разошлись за полночь – видать задела тема за живое раз обсуждение вышло бурное такое.
              И запал после того вечера за пазуху гостям числом не малым способ Ванин как можно раздобыть лишних  денег для решений проблем житейских. Но большинство всё же, слава Боже, сомневалось – добровольной кабалы опасалось – и как в последствии оказалось – не просчиталось. Но когда соблазн велик, разум, как правило, - спит. Поползла новость как, чума грозная,  из городка в соседний город, из волости в иную волость - по всей России в итоге.
              И потянулись к Изъяну за кредитными деньгами новые Иваны. А Изъян – тому и рад – для того Вани кредит и дал, что б тот людям примером показательным стал. И завертелось чёрное дело – начал филиалы банка, где можно открывать везде он, в руководство родню поставил – кредиты под залог имущества массово выдавать начал. Ловко, чёрт, придумал, как почитай из ничего сделать миллионы: у одних под процент малый деньги на депозит привлекал, а другим – под больший - выдавал, а на разницу капитал свой приумножал. Оборот растёт – богатство Изъяну и его клану как на дрожжах прёт. И стало со временем его клиентами едва ли ни четверть  Руси населения.
              Но жить не посредствам – всегда чревато худыми последствиями. И кто этого не понимает, тот сам себя в нищету загоняет. И вроде все об этом знают, а всякий раз снова на грабли глупости, жадности и потреблядства – простите, уважаемые читатели, за последнее слово, из времени нынешнего оно выскочило – не могу, да и не хочу - его нарицательную сущность от вас скрыть - наступают.
              И возможно всё бы обошлось и даже прижилось, раз или другой - не случись в опосля чёрный год, а он собака, приходит, однако, всегда когда никто его не ждёт. А не пришёл бы черный год – наверняка завернул бы иной, обличённый иною тьмой какой ибо, жизнь так устроена – черно-белыми полосками, наверное, что б не забывал человек, для чего собственно он рождён на земле.   

                              VII

              И нагрянули на Русь-матушку снова две беды рядышком: ворог с запада и небывалая засуха. Война зимой началась, а жара невиданная к лету с юга пришла. Уж откуда такая напасть привилась, толком не может никто сказать – но, не приходит горюшко одно к нам в дом гостем не прошеным – завсегда с собой ещё кого приведёт – страшно ему, что ли…в одиночку.
             Ну, с ворогом бились не долго – помогли, как всегда отвага, удаль да опыт -  к весне одолели - прогнали, змея, как водится с позором за двери. Правда, не без потерь - вечная слава героям, сложившим свои головы за честь и свободу Родины! А вот с засухой – что б ей усохнуть окончательно - еле справились, ибо редко тревожила Русь эдакая напасть страшная.  Всё больше снега да морозы, к которым привыкли, весьма - не скоро. Да и куда человеку супротив самой природы.
               В общем, только через два года – более-менее восстановили трудом не мереным посевы утерянные, да и то не везде, а всё время тревожное почитай жили без хлеба  – запасы частные и казённые - проели почитай что, до зёрнышка последнего, чем и спасались от смертишки. Ну, а нет урожая – пиши - пропало. Затягивай до хребта на штанах пояс, что б удушить в желудке  голод. Какие к ляду расходы, если нет дохода. В общем – всем плохо, но особо попали жестоко те, кто набрал долгов у изъянов много.   

                              *  *  *

               Приходит значит, с войны домой Иван, на груди «За победу» очередная сияет медаль. Слава Богу, жив да здоров, даже не царапнуло ни сколь. Как говорится, гуляй да веселись,  что в сече лютой  не погиб. И только было Ваня,  с сотоварищами отмечать победу начали, как - бац - из Англии срочная телеграмма. Мол, извините, но в связи с войной давешней  правительство наше объявила Руси экономическую блокаду – все договоры прекращаются, и деньги не возвращаются – пусть юристы далее разбираются – как решат, так и будет,  а пока о телеге нашей забудьте до времён лучших  - и печать снизу – “Fuck & Fly company”. Как прочел буржуйский пёрл, кстати, оный опус Фрол по-соседски перевёл, мало тогда было ещё полиглотов, один, много - два на три города - Иван так и выронил из руки стакан. «Это что же братцы происходит - кинули, суки, на деньги выходит!?».
              В общем, напился в тот день Ваня с друзьями так, что не помнят сами, как по домам расползались. Оно и понятно – победу над ворогом отмечали, как никак – воевали, а за одно и вредность англичан - Ванину печаль.     
              И пошло с тех пор как-то всё наперекосяк – никогда не бывало так. Мало того, что с телегой англичане нагло кинули, так пришлось деньги, что на завершение строительства нового дома с прошлой осени отложены были, из заначки вынуть. А куда денешься, коли семье есть нечего. Денег жалко – будь они не ладны, а детей-то ещё жальче. Всегда было так: раз  неурожай – цены, мать их так, растут, как дурная конопля, то есть раза в полтора  а то и два. По научному - инфляция, а народ – спекулянтов винит, мол, торгуют хлеб, почём не видывал свет – призывает власть барыг обуздать и строго наказать. Ну, приструнили, для приличия, тех, кто через чур цены взвинчивал. Но это следствие, а причина то – на поверхности - никуда от неё не денешься: закрома пусты, зерна на посев не наскрести - постаралась засуха пуще врага клятого. 
           Вот таким образом, за следующие два голодных  года и от этих денег у Вани остались крохи. Если бы от кузни был доход – то не так уж было и плохо. Но ковать нечего: плуги да бороны – пылятся без работы в сараях у народа, сеять-то - не чего, да и поля засохли – в трещинах, а на одних подковах – кредит не воротишь. Думал, решал Ваня, что делать, - ничего в голову не лезет, а проценты-то капают, детишки плакают, жена причитает, тёща от злобы, молча всем телом, икает, - всё это на нервы давит и душу травит. Время бежит – Иван грустит, ходит смурной, без работы - сам не свой – ниже плинтуса сник -  куда не кинь – всюду клин. Прям не жизнь, а кошмар один. Лишь тем утешается, что жив пока ещё, на плечах голова, сила в руках, в душе наедятся на чудесное избавление: авось повезёт как-нибудь сбросить долговые путы: тем, кто верит ведь завсегда немного да легче – временем проверено.           

                                 VIII

                 И настал срок платить Ивану долговой оброк Изъяну  – пришло из банка извещение, мол, просим извинение, но кредита в исполнение надобно вам заплатить до ближайшего воскресения означенную в договоре сумму денег с процентами, а иначе, к нашему сожалению, придётся имущество ваше подвергнуть процедуре отторжения.
                 Как не готовился Ваня к сему чёрному сроку, словно к ожидаемому приговору, и даже цифру, треклятую, итоговую на зубок знал - всё одно как сумму в 1000 рублей на официальной бумаге увидал так весь, как василёк скошенный - и опал. Сидит на крыльце как околдованный или болезнью какой парализованный. Руки опустил, и свет белый стал не мил: до самого конца, Ваня, надеялся на чудесное спасение, но рухнула с банковским извещением  надежда та. Закружилось таки над ним чёрным вороном страшная беда: позор и нищета - от безнадёги даже брызнула горькая слеза, чего не было никогда.  И хоть на этот случай деньги кое-как экономил и откладывал да всё одно рублей восемьсот не хватает ведь. На всё про всё пять дней дано, а потом – изымут залог, если не вернуть с процентами долг и из собственного дома пинком за порог, будто вора какого: стыд и позор. И перезанять ведь не у кого – нет у народа нынче денег – одни копеечки - война да засуха – вымели заначки начисто. Даже у Фрола одолжил Ваня лишь червонец.
               Наскрёб у друзей-товарищей за пять дней с трудом ещё сотню рублей. И явился Иван в банк в субботу, как на голгофу, спустя ровно три года как прописано в договоре, одна беда - с суммой не полной.
                А Изъян, забодай его комар,  к тому времени высоко поднялся по лестнице богатства: забурел, заважничал – как раньше на чай с ватрушкой сухой лично к себе на чай  Иванов не заманивал – не тот ранг уже – хозяин банковской империи. Давно в столице осел уже, в самом центре, купил хоромы - из окон Кремль виден в упор. А в городке на ростовщичество оставил  сына своего единственного – Обмана – деньги «ковать» да опыта набираться.
                 Зашел в банк Иван – не верит глазам – кругом беда, а тут – лепота: мебель дубовая – в изголовьях позолочена, на стенах картины – всё красиво и чинно. И хоть на душе - кошки чёрные – всё ж – отвлекло невольно - удивился переменам очень он. Мысль мелькнула молнией, «а ведь тут почитай и мои рублики авансом вложены…ох-хо-хошеньки».
                  Битый час Иван убеждал и просил Обмана продлить договор займа, Христа ради. Но тот упирался, как баранов стадо -  кивает на договор – а там всё жёстко прописано, даже форс-мажорные случаи строго перечислены – и нет среди них, как оказалось - ни войн, ни засухи, а только революционное волнение, в результате чего происходит власти смещение, и явления природы особого рода –  после которых конец света приходит. И так и сяк пытался Иван ослабить долга капкан – всё напрасно, даже на посулы Обман не соглашался, чего Ваня никогда и никому не предлагал, да тут уж  горло петля сжала – куда деваться. 
                Наконец, осознал Ваня или уж всем нутром почувствовал как-то, что зря он тут в красноречии изливается, на логику ссылается, просьбами унижается, душу перед банкиром выворачивает: похоже, что имущество, заложенное тот, как раз и добивается, ибо деньги-то в цене упали, тем паче и на выплату  не хватает их.  «Ведь кузня у дороги с инструментом толковым», - рассудил он взмокшим мозгом – «да дом пусть не новый, а всё ж к житью приспособленный, да скотины малое поголовье – тысячи рублей давешних как не плюнь раза в два, минимум, дороже.
                И такая в нём разгорелась на Изъяна с Обманом злоба что, кажется, - будь его воля - согнул бы в бараний рог обоих и выбросил бы на помойку - к чёрту – их истинному хозяину. «А с другой стороны» – успел он, рассудить, себя от гнева кое-как остудив - «чего теперь этих воров винить – Бог им судья – а меня Господь уже наказал: не был бы дураком наивным, не подписал бы договор кредитный, - и не ходил бы сейчас собакой побитой, нищим, без крыши».
               Но что-то, вдруг, в Ване щёлкнуло, будто его током хорошенько торкнуло:  по факту – так бывает, когда очень долго чего-нибудь плохого ожидаешь и это, наконец, случается – всем существом ощущаешь ты, резкое душевное облегчение, не смотря на тяжесть материального положения. В общем обрыдло Ивану разом его состояние настоящее – удушливое и поганое - устал боятся до невозможности, что случится в скорости: вспыхнула мысль свечой во тьме зажженною: «а пропади оно всё пропадом! аль калека я или тварь безмозглая!? – разберёмся и с этой сволочью, две войны под смертью оттопали – и то не поседел ещё!»
             Плюнул с презрением на пол и сказал Обману, уходя нарочито внятно и громко: «зря вы так ведёте в чужом дому себя, ребята, - давно ли к нам постучались в ворота - вам душу нараспашку, а вы в неё – подлой бумажкой.  Будь на веки  проклято племя ваше Яганово – не хотели по доброму – воздастся вам за то вполне сторицей!» С тем и вышел, подняв высоко голову. А Обман, прищурив глаз, змием тихо в след прошептал: «Поглядим ещё, Иван-дурак, что сильнее: наши связи во власти и широкий карман или твои, правда, да одинокий кулак».
               В итоге, имущество Ванино всё к банку перешло по описи к осени: общественность встревожена, да поделать ничего не может, всё по закону, хоть бери икону - да в церковь к Богу на поклоны - испокон веков так повелось, когда припрут беды кругом. А еще на Руси говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай». Вот так-то. Мол, сам выбирай – бороться тут за правду или помощи с небес ожидать. Оно, конечно, одно другому не мешает, а даже напротив – в союзе помогает - синергетический эффект понимаете ли, многие проблемы решает.
               Ну, а  ежели гнев праведный душу раздирает, сердце справедливости алкает, а время земное поджимает, то - поневоле  ладонь в кулак сжимается, если человек собственным достоинством обладает и под молохом судьбы не прогибается и духом свободны, как воздухом, проникается. «До неба высоко, до Царя далеко» - а всё ж к власти земной – поближе физически, хотя конечно сие относительно, умозрительно и весьма сомнительно. Но не об этом нынче.

                                                                                                        IX

                И решил тогда Иван вкруг себя народ собрать, который, как и он - с кредитом «попал». А таких к тому времени, как сказано выше - набралось едва ли не четверть населения. И почитай все к банкам с похожими претензиями.  Из опыта житейского давно ведомо, что если каждый по отдельности с общей бедою борется –  то, в итоге - за редким исключением – как мыльный пузырь об ежовые иголки лопается, а потом от отчаяния и безысходности – духом скукоживается. А когда люди вместе супротив горюшка впрягаются - завсегда победа над ним получается – на том мир от своего начала, доныне и бесконечного края - стоял, стоит и развиваться будет далее.
               В общем, Иван деньги, что для банка у друзей-приятелей с соседями занимал – им же с поклоном земным частично раздал и теперь свободный от долгов во главе движения  освобождения от кандалов кредитных встал. Только мало кто из одолживших ему денег назад их взял, говоря, что, мол, всем сейчас не легко, а тебе, Ваня, тяжелее на порядок коли, дом твой отчий со всеми причиндалами ушёл к Изъяну из заклада  - отдашь, когда сможешь…тем и конец уговорам. А Фрол не смотря на высокий забор, - приютил семью Ивана, предложил ему без обиняков - прямо: «знаю, что с кредитом попал ты очень, и что зуб на меня, не пойму,  правда, за что – точишь; но коли, хочешь, то живите у меня пока дом свой, не воротишь. А Бог даст, и - новый когда-нибудь построишь. А мне - бобылю такие хоромы не к чему - в том смысле, что скучно в дому своём огромном одному: в общем, за семьёй твоей пригляжу, пока ты с товарищами съездишь за правдой в Москву». И хоть ошарашен был Ваня, таким нежданным от Фрола участием и даже пытался по началу сопротивляется предложению неожиданному поначалу, но в итоге, уняв гордыню,  вняв разуму – его с благодарностью принял: не то положение, что б лишний раз  выкобениваться.
                Вот так вот в жизни бывает - человек с виду плохим кажется, а на деле хорошим оказывается, а отсюда вывод напрашивается: не тот сосуд настоящий, что снаружи золотом блестит или испачкан в грязи, а тот, что изнутри чист, ибо из него пить.
               И потянулись к Ивану со всей Руси, дабы проблемы известные решать совместными усилиями народ - тысячами, когда о задумке его прослышал. А, собравшись вместе, на оговоренном заранее за городком месте  приняли такое решение:
1. Что бы сгоряча дров не наломать – надобно в столицу к Царю, министрам его и боярам делегацию послать и там разобраться с форменным безобразием – разъяснить спокойно и подробно, что и как; и что бы власть соответствующие меры приняв, вернула залоги назад, племя ягановское навсегда из Руси изгнав;
2. Если действующая власть будет воров защищать, тянуть время, обещать, что мол, надо обождать, то чрез месяц, крайность - два – всенародного гнева волна всё решит сама – и накажет род яганов от щедрот своих сполна, выгнав оных к ляху за Российские  врата;
3. Ну, а если, не дай Бог, власть, вдруг, задний даст ход и под защиту банкирщину пришлую возьмёт, а не нас – коренной народ, то в связи с чрезвычайными обстоятельствами  нашему существованию угрожающие – имелось у Ивана с товарищами - особое мнение,  которое по известным обстоятельствам не оглашалось.
              А надобно ещё раз напомнить, дабы бы не было дальнейшее повествование зеркалом нынешним исковеркано ложно, что по ту пору держались люди русские друг за дружку так крепко, что требовалось приложить сил, а более коварства - сверх меры, что бы расколоть единство их: по вере, по любви к родине, по беде общей. И, фактически, во время даже нынешнее – зело распутное, пошлое и смутное - Божьем промыслом,  терпением и трудом народным - жива Русь - матушка по своим окраинам, как правило. А уж тогда – во сто крат крепче отчизна была. Вот такая, ребята, ремарка значится, что бы событиям грядущим не удивляется нам.

                             X

             Долго ли, коротко ли, а только добралась выборная делегация во главе с Иваном  с сотоварищами до одной из столиц Русской империи к октябрю месяцу – к Москве злато серебряной, сорока церквами увенчанной, красоты не писаной, во всей вселенной   единственной и неповторимой.
            И вот встал в полдень Иван в центре красной площади, зазвонил в набат, созывая народ, Царя и бояр что бы слово своё молвить.  И поведал он кратко, как ушли из заклада в банки Изъяна у него и людей многих дома, скотина, инструмент рабочий.  И это в такие то чёрные годы, когда война и засуха и так сверх меры душу и силы изводит. А на отсрочку долга или рассрочку кредитор, идти ни в какую не желает, словно специально по миру пустить нас хочет, со света белого целыми семьями сживает. Мы, конечно, и с себя вины не снимаем, что добровольно в банковский капкан попались, но по долгам своим ответим со временем. Но поскольку ныне у нас не крыш над головой, ни инструмента мастерового не осталось, ни скотины живой, то, как без этого нам подняться, дабы детишек кормить и проценты платить?! От того к тебе Царь-батюшка и взываем, на мудрость твою уповаем: уйми жадность банкиров, просим тебя всем миром. Не для того человек русский рождён, в войнах за родину кровь проливая - никем по ныне не побеждён, что б в рабстве быть долговом по доверчивости и наивности - иных дел достойных хватает: крепить и строить для детей государство на славу, а не горбатится на бездонный карман пришлым дядям, казну доходами от трудов наших обделяя.
               А как закончил речь Иван, то загудела площадь красная разом, слова его одобряя. Да так, что Изъяна, который за шторкой в доме напротив всё время стоял – и в щёлку на действо глядел – едва до смерти не побледнел и впервые в своей жизни в России животным страхом задрожал. Понял, Яганыч, разом - перегнул с залогами палку – хорошо, если только дадут по шапке, а то, может, и голову снесут на плахе, изъяв в казну нажитые ростовщичеством капиталы.
               Начал лихорадочно соображать, как худых последствий по возможности для себя избежать. «До Царя – не пустят» – начал он думать – «а к боярам некоторым из ближайшего даже окружения через прошлые посулы тропинка узкая имеется, надо ею воспользоваться немедленно».
              А тем временем Царь пред Ванею и всей своей державою обещал разобраться с банкирами клятвенно и решение своё огласить к следующему понедельнику, изучив к тому времени все детали и последствия принятого постановления.
            Эх! Жаль ребята, что в формат сказки не втиснуть интриги которые плелись вокруг вопроса поднятого Иваном – потому как это на цельный роман тянет. Ну, Бог даст, как-нибудь в другой раз перескажем. Но, главное, что в итоге под ковёрных войн в месячный срок несмотря ни на что таки вышел нижеследующий царский указ:
1. Все залоги у банков Изъяна и его сородичей судебными приставами описать и изъять, а затем строго  по реестру  должникам в недельный срок вернуть назад.
2. Согласно договору «Об условиях на Руси постоянного жительства племён пришлых» сто лет назад первыми Яганцами подписанным, всем нынешним их потомкам собрав скарб свой и котомки в месячный срок покинуть навсегда государство наше.
3. Отныне на Руси деньги в рост не давать, а кто нарушит – двадцать пять лет тюрьмы с конфискацией имущества у преступника и у всей его родни.

                                                                               Подпись: ________Русский Царь – такой- то.
                                                                    Лаконично и точно, шабаш ростовщичеству, точка.

           
             
           Ну, народ, ясное дело - ликует, с облегчением вздохнул, ибо не пришлось прибегать к крайнему, тайному, случаю, если б вышло не по его нижайшей просьбе – упас Бог народ – не пролилась кровушка. Поняла, похоже, тогда власть, что если против своего народа плеть поднимать и в кабалу долговую вгонять, то можно так схлопотать, что уж лучше и не родится было бы ей вообще на белый свет, что бы не испытать на себе праведный гнев, доведённых до отчаяния людей. 
          А яганцы, в очередной раз, увеличив содержимое свои карманов, Русью проклятые за врата её с позором были выброшены: никого из них народ не тронул, простил на первый раз убогих. И пошли они на запад далее на постой просится в новые государства, где и прижились со временем, осев и размножившись племенем. Правда, иногда, как впрочем, и всегда, когда от чрезмерной алчности затягивали долговую удавку, так что уже хрустели на шее хрящики – получали сполна – вплоть до погромов. Но чрез год, другой - опять всё по новой. Дьяволом ли сей круг порочный, до Страшного Суда заколдован…нам - неведомо, а только не упрятаться злу во тьме от света добра – белого и это истина обнадёживает.       

                           * * *

            А нынче, пятьсот лет спустя, вернулась в Россию снова пришлая напасть – долговой капкан, что б ему заржаветь навсегда. Только хитрее и прочнее стал он, сразу и не разберёшься где, в договорах кредитных подвох, змием треклятым ждёт, что б прокусив плоть ядом отравить жизнь нашу. 
                                                         
                                                         Но это уже другая история, хотя и до крайности похожая.
                                                                                 И упаси нас, Господи, от ошибок прошлого.
                                                                                                Всего Вам люди хорошие доброго,
                                                                                                 Берегите себя, будьте осторожнее!