-Вот ты учёный человек! Не то что я, серый лапотник. Вот скажи мне, почему как в книгах Россию описывают, так сразу березу вспоминают? Не сосну, коей в России не меряно, не ель, не осину, не дуб, не клен, а березу? Вот почему так?

Дед Валериан ворочает хворост в костре и сквозь пламя серьезно смотрит на меня, ожидая ответа. Это у нас с ним давняя игра такая. Он меня "ученым" кличет, а себя "серым лаптем", неучем. Придуривается, иронизирует. А в свое время был он инженером в Эмтээсе и даже председателем колхоза какое-то время. А закончил он сельхозакадемию и не такой уж он тупой, как прикидывается. Хитрость все это. Для интереса. Он старше меня лет на двенадцать и потому, пользуясь правами старшего, называет порой пацаном. И имя мое переделал. Не нравится ему мое имя Геннадий, Гена, Генка. Гейкой меня кличет. А в хорошем расположении духа и дедом Гейкой.

Еще светло было, как мы расположились с ним в рощице, что рядом с селом, подалее от глаз людских. Хотелось просто посидеть, потолковать - давно не виделись. Я люблю деда Валериана за философский какой-то склад ума. С ним интересно разговаривать. Особенно после стакашка малого. Да под зеленый лучок с солью и ржаным хлебушком.

Отпуская деда Валериана на волю, жена его, смахивающая на постаревшую актрису Зою Федорову, ворчала: - Опять тары-бары! Нет хлев починить - стоит без ворот нарастопашку!

И хотя в хлеву пусто, нет никакой живности, ворчит она для порядку, чтоб Валериан знал свое место. Однако со мной отпускает безропотно - не такой частый гость я у них.
А перед тем, втихомолку жаловалась мне, что Валериан к старости стал увлекаться, самогоночкой баловаться. Боится, как бы в бОльшую привычку не вошло.

-Почему береза? - отзываюсь я. - А кто его знает! Может потому, что Есенин березу любил и воспел ее в стихах своих. Не знаю, дед Валериан, право слово, не знаю.
-Вот! И никто не знает. А самое русское дерево на Руси - рябина. Не думал об том?

Я задумываюсь. Что-то есть в словах Валериановых, какая-то правда. И сразу перед глазами детские воспоминания. Дедова хата, где на чердаке висели березовые веники и связки рябины. Перемерзшей за зиму, сморщенной, но вкусной.

Свежая рябина и горька и кисловата, много ее не съешь. А как морозом прихватит, становится вкус совсем другой у рябины: и от горечи немножко остается, а все-таки сладкая. И никакой тебе оскомины.

За зиму цвет другим у ягод стал: и хоть по-прежнему красные, но многие ягоды почти коричневые, ореховые, другие янтарные, ярко-желтые. Ой, и вкусно же!

Право не знаю, какие витамины в рябине, но наши вечно недоедавшие организмы требовали сладкого и чего-то еще…
И мы ели эту рябину горстями, набивали ее за обе щеки и жевали, жевали, жевали!

Мне вспомнилось, как мне было обидно, когда однажды я принес домой вот такой хваченной морозом рябины и выложил своим детям: угощайтесь! Они съели по ягодке и отодвинули ее в сторону - не понравилось. Конфеты вкуснее.

Мне жаль, что они, выросшие в городе, совершенно не общались с природой. Виноват в этом и я, конечно. Вечная погоня за заработком, желание жить не хуже других, обернулось тем, что дети были предоставлены сами себе, жили в отрыве от природы. Они что-то потеряли из-за этого, что-то неуловимое, хорошее. Что-то прошло мимо их душ. Природа делает человека проще, мягче, добрее. Только работа на земле облагораживает и умиротворяет человека.

А с другой стороны зачем им это все??? Чтобы жить сейчас нужны алчные, хваткие, бессердечные, с крепкими челюстями. Закон джунглей! Не ты, так тебя!

Уже вечереет. Мои размышления прерывает фигура, появившаяся из-за кустов.

-От! - радостно перхает Валериан. - Лукьяновна! Пришла все-таки! Как нашла то нас?
-Мне ли не найти? - отвечает Нина Лукьяновна, жена Валериана. - Что я ваших мест заповедных не знаю! Нате, вот вам! Закуска!

Она протягивает кисть рябины, огромную, тяжелую. В отсвете костра рябина светится кроваво-красным цветом, рубиновой россыпью.

-Вот угадала, Лукьяновна! Вот угадала! А мы только что про рябину говорили… Ну, что…под рябину?
Сказав это, Валериан опасливо покосился на жену.
-А и что ж! И я с вами! - сказала Лукьяновна.

Мы налили и выпили по маленькой.
Потянулись к рябиновой грозди, каждый оторвал несколько ягод и бросил их в рот. Рябина была уж хваченная морозцем, все-таки сентябрь на дворе. Но еще не дошедшая до той кондиции, когда ею можно лакомиться. А как закуска - в самый раз!

-Мы с Гейкой про рябину толкуем, - разъяснил Валериан Лукъяновне. - Почему не рябина символ России? Может ты знаешь?

-Крови много на Руси пролито. Оттого и рябина красная растет. Напоминает. Помните, мол, люди, чего вам всем сегодняшняя жизнь стоила, сколько крови за нее пролито от Рождества Христова, а может еще ранее…
Напоминает, что жив корень славянский и будет жить.
А почему не она российский символ, не ведаю. Наверное, забыли люди про то…Особенно в городах своих!

Мы замолчали. Объяснение было неожиданное и тревожное какое-то.

Вспомнилось. Осенью похолодает. Лесные опушки насквозь просвечивает. Паутинки посверкивают на мокрой росной траве. Идешь так вот и вдруг из перелеска как будто выходят нарядные, увешанные гроздьями рябины. Предлагают: мимо не проходите, не проглядите, не пренебрегайте нашей ягодой! Щедрые мы! От души предлагаем!

Их ветерком обдувает, ершит и птицы на каждой ветке жируют. С ветки на ветку перепрыгивают - друг другу в гости ходят: отведайте, у нас слаще! А рябины стоят себе, покачиваются, сами собой любуются…

-А еще рябина - дерево любви, - неожиданно заявляет Лукъяновна.
-Ну, ты старая что это, а? О любви заговорила!
-Помолчи, Валериан, знаю, что говорю! Когда парень к девке на свидание первый раз идет, должен он кисть рябины ей подарить, а та поставить или повесить на видном месте эту рябину дома. Чтобы рябина та долго напоминала об этом парне.
Рябину надо дарить, а не розы глупые, которые завянут завтра же.
И потом, в семейной жизни, всегда должна рябина быть.
Семейная жизнь, она поначалу горьковатая, как рябина, которую морозцем еще не прихватило. Характеры притираются друг к другу, прилаживаются.
И только пройдя через испытания, сладкая жизнь сладится.
Сладкая, как рябина после морозов. После испытания холодом. Так-то вот!

Вот как неожиданно Лукьяновна открылась. Теперь я вспомнил, что в их доме, везде кисти рябины висят. Неспроста, значит!

-Лукьяновна! А дед Валериан вам дарил рябину? Ну, в первый раз?
-А куда же он денется? Конечно дарил! - залучилась морщинками Лукьяновна. - И я ему дарила, привораживала!!! Я ж его сразу распочухала!
-Ну, так уж и привораживала! - притворно начал серчать дед Валериан. Но, видно было, что ему это приятно.
-А и не делся никуда! Обурала я тебя! На всю жизнь! - засмеялась Лукьяновна.

Мы еще посмеялись, выпили остатнюю и стали собираться. И так мне не захотелось уходить отсюда….
-Лукьяновна! Дед Валериан! Вы ступайте, а я здесь заночую… У костерка! Когда еще такой случай выпадет?

Старики дружно запротестовали, потом смирились. Валериан вынул из телогрейки здоровенный нож-складень и сказал: - Лапничку нарежь! На голой земле не лежи!
-Учи ученого! - ответил незлобиво я.

Старики ушли. Я нарезал лапника, устроил себе мягкое ложе и лег. Я долго смотрел на угасающий костер и не заметил, как заснул.

Проснулся я от какого-то шороха. Уже светало. Я осторожно открыл глаз и увидел, как на расстоянии вытянутой руки, спокойно завтракает оставшейся вчера рябиной дрозд. Я лежал и наблюдал за ним сквозь прищуренные веки. Дрозд позавтракал, почистил перышки и был таков.

Мы стояли на дороге и ловили попутную машину. Наконец подъехал раздолбанный грузовичок. Подъехал и остановился возле нас.
-Дед Валериан! Сам едешь или гостя провожаешь? - спросил водитель.
-Да гостя дорогого провожаю. Ты, Сашок, доставь его в целости! Смотри у меня!

Дед повернулся ко мне.
-Давай обнимемся что ли! Увидимся ли еще? А, дед Гейка?
-Один бог ведает, дедушка Валериан! Ну, прощайте! Лукьяновна! Давай и с тобой обнимемся. Берегите тут друг друга.

Мы обнялись и Лукьяновна сунула мне в руки какой-то сверток: - Это так! На память!
И вытерла платочком выступившую слезу.

В зеркале заднего вида, я долго еще видел их, маленьких, на фоне дороги и бескрайнего поля. Сердце, отчего-то защемило и я полез в карман за валидолом. Сверток, положенный рядом на сидении неожиданно развернулся.

- Ух ты! - раздался восторженный голос Сашка. - Это где же Лукьяновна такую красоту раздобыла?

Это была рябина. Необыкновенная рябина. Ягоды крупные, как виноград. В кабине даже стала светло от этого удивительного цвета.

Я оторвал небольшую веточку и приладил ее, зацепив за солнцезащитный козырек в кабине. Так мы и ехали. Ехали и любовались на эту гроздь.