Часть 3. Путешествие в тонкий мир

Глава 1
"Бон жур, месье. Асетуа". Неожиданное открытие. Игра "в одни ворота".

Мир не так прост, как нам кажется.
Чтобы разобраться во всем, надо подняться
на самую высокую ступень лестничного
марша, называемого эволюцией.
Я думаю, что сейчас мы стоим не выше
второй ступени.

Меня разбудил будильник, который не надо заводить и который не звонит, но работает безотказно. Правильно, мочевой пузырь. Я не ворочался, чтобы не тревожить жену. Она мирно сопела, участвуя в событиях хорошего сна. Открыв глаза, глянул на висящие в черном пространстве зеленые цифры электронных часов: ноль один, тринадцать. Очень не хотелось уходить из-под теплого бока. Полежав с минуту, все-таки пошел на зов организма. Босые ноги ощутили прохладное покрытие ламината, и я в темноте отправился по знакомым лабиринтам квартиры. Сквозь закрытые шторами окна слабо пробивался свет ночного города, этого было достаточно, чтобы не налететь случайно на дверной косяк или пуфик возле туалетного столика. Миновав проем между спальней и прихожей, я уверенно повернул налево. Слабо блеснула ручка двери ванной комнаты. "Верной дорогой идете, товарищ",- похвалил я себя. По злому умыслу архитекторов, проектирующих квартиру еще в доперестроечные времена, туалет, конечно же, находился рядом с кухней. И вот, когда цель ночного путешествия была уже так близка, напротив двери санузла я заметил металлический блик, как раз на высоте ручки. Разумеется, решив, что это "зайчик", отраженный от ручки туалетной двери, я, было, собрался открыть нужную дверь, и тут взгляд мой снова упал на светящееся пятно напротив. Я не верил своим глазам: в стене, за которой находилась спальня, где на широкой двуспальной кровати в этот момент тихо и безмятежно спала моя любимая женщина, была дверь! Вспомнив, что ничего крепче чая накануне не употреблял, я решил поступить, как герой книги или фильма ужасов, - ущипнул себя. Было больно. "Не может быть", - решительно повернулся я на сто восемьдесят градусов и зашел в туалет… Однако, даже когда я вышел и яркий свет, который включался снаружи, осветил стену - дверь была! Узкий коридор не позволил открыть ее, и мне пришлось притворить дверь в санузел.
Чувствуя, как сердце колотит в ушах, я открыл непонятно откуда взявшуюся дверь и просто остолбенел: взору моему представилась довольно просторная комната, искусно стилизованная под провинциальную усадьбу середины девятнадцатого века. Тишина и спокойствие царили здесь. Высокий потолок украшали деревянные балки с имитацией рубленых топором углов и червоточин. Ткани и мебель, видимо, тщательно подбирались в антикварных салонах, но не были настолько роскошны, чтобы к вещам было страшно прикоснуться. Комфортная мягкая мебель, консервативный рисунок шкафов и деревянных деталей, теплая цветовая гамма искусно состаренных стен (наверное, фирма, выполнявшая отделку, собаку съела на разного рода состариваниях), предметы старины и книги - не теряющие актуальности. Короче, интерьер в духе вечных ценностей. Комната к тому же была просто переполнена произведениями искусства, при этом полна воздуха и совершенно не напоминала лавку старьевщика. Меня поразило изящное сочетание роскоши, простоты и уюта. В остекленную высокую дверь в другом конце комнаты видно было, что помещение граничит с террасой, выходящей в сад или даже парк. Крышу террасы держали на себе круглые белые колонны, непременно присутствующие в архитектурном проекте старинной русской усадьбы.
За массивным круглым столом из красного дерева сидели две старушки в нарядах, соответствующих интерьеру. Правильней будет сказать, пожилые дамы. Они резались в "дурака". "Бон жур, месье. Асетуа", - сказала та, что сидела прямо напротив и указала движением головы на свободное кресло. Мне стало неловко за то, что я нарушил правила этикета и не поздоровался с дамами первым. "Экскузе муа, медам", - неожиданно для себя начал я по-французски, но меня хватило еще только, чтобы спросить: "Парле ву русси?" Когда-то я изучал английский, но глубина познания этого языка была не намного больше, чем французского. Дама, что вела переговоры, кивнула и глянула на меня поверх пенсне. Я снова смутился - весь мой гардероб составляли полосатые хлопчатобумажные трусы. Сидевшая боком старушка тоже повернула голову, оценила мой наряд и добавила, указывая на вещи, аккуратной стопочкой сложенные на ушастом диване: - "Я думаю, мон ами, они придутся вам впору". Действительно, вещи оказались моего размера, и я сразу оценил качество джинсов - долларов девяносто, не меньше. Обувь, правда, хоть и была как раз, но явно взята из реквизита для фильма, события которого происходили не позднее начала девятнадцатого столетия. Надо признать, сапоги были из кожи очень хорошей выделки, легкие, приятно облегающие ногу. Белоснежная сорочка со стоячим воротничком и прошитым двумя полосами передом завершила мой необычный костюм. Увидев свое отражение в стеклянной дверке витрины, довольный своей внешностью, я уселся в предложенное кресло.
Старушки производили приятное впечатление. Со следами былой красоты, прошу прощения, я опять-таки позаимствовал выражение Ильфа и Петрова, но оно как нельзя лучше подходит к описанию внешности моих новых знакомых. Чистенькие, аккуратные, спокойные и, как я уже успел заметить, очень обходительные. Конечно, сразу надо было спросить, какого черта они делают в моем доме и как вообще это может быть. Но я решил не рубить с плеча, тем более все еще верил, что это просто качественный сон, хотя тактильные ощущения были явными. Пальцы чувствовали шершавую поверхность карт, было мягко и уютно в большом старинном кресле. "И во сне может быть мягко и уютно", - уверял я себя.
Три партии выиграл я, и лишь одну - дама, сидевшая напротив.
- Предлагаю игру на интерес, - сказала старушка в пенсне и выложила на стол серебряный рубль с двуглавым орлом.
- Идет, - добавила такой же рубль вторая и обе вопросительно посмотрели на меня.
- У меня нет серебряных… сотка наших идет против вашего? - решил схитрить я. Не жульничал, просто предлагал. К удивлению, дамы сразу согласились, и когда, забывшись, я хотел отправиться за деньгами, они решительно усадили меня, уговорившись верить на слово и записывать мои ставки.
Охвативший меня азарт не давал реально взглянуть на происходящее. Я выиграл уже тринадцать серебряных рублей, когда старушки заявили, что рубли кончились, достали золотые червонцы и фамильное ожерелье, усыпанное бриллиантами. Лица их покрылись румянцем, порозовевшая, немного припудренная кожа выдавала в каждой азартного игрока. Слегка наплевав на приличия, если, конечно, можно наплевать "слегка", барыни скинули чепчики и, комментируя каждый ход, громко, с размаху били входящую карту.
- А что против колье поставить? - спросил я, завладев последними золотыми червонцами. - Квартиру, машину ставить не буду, - предупредил я, - а денег таких у меня нет.
Старушки жаждали реванша. Собрав карты в колоду, они долго совещались на французском, совершенно забыв про этикет и не обращая на меня никакого внимания.
- Ставите на кон весь выигрыш, - наконец объявила решение дама, сидевшая по левую руку.
- И второе. Вы никогда и никому не расскажете, что с вами приключилось этой ночью, - добавила вторая с ударением на слова "никогда" и "никому", - это ваша ставка.
- Согласны? - в один голос спросили они меня.
Дамы играли невнимательно, плохо запоминали вышедшие из игры карты. За все время им удалось оставить меня в "дураках" не более пяти раз, хотя они нагло вели игру "в одни ворота". Решив, что риск минимальный, я согласился.
Удача изменила мне. Я проигрывал партию за партией. Почти не осталось ни золотых, ни серебряных монет, а я все проигрывал и даже "примерил погоны" из двух шестерок. Стало ясно - меня просто разыграли и теперь методично добивают. Как ловко провели меня! Остался последний золотой. "Играем до трех", - предупредили меня. Напрягая интеллект, я выиграл все же партию, но вторую и третью снова проиграл. "Если я проиграю, все кончено!" - почему-то решил я. И вот, когда счет равнялся два к двум и к одному, я решился на отчаянный поступок и незаметно сбросил под стол мешающую карту. Показалось, что незаметно.

Глава 2
Бегство. Удивительное спасение. "Разве можно уснуть во сне?"

Если кто-то не может объяснить
тебе что-то, кто из вас глупее?

- Жулик! Жулик! - заорали старухи, и я неприятно удивился, как изменились перекошенные от злости лица. В прищуренных глазах засверкал какой-то дьявольский огонь, а изборожденные морщинами черты приобрели вдруг что-то зверино-хищное.
Мне стало жутко, старухи попытались схватить меня, я выскользнул и прямиком выскочил в приоткрытую стеклянную дверь на террасу. Справа и слева ко мне бежали бородатые дворовые мужики в косоворотках и широких штанах, заправленных в сапоги. Не оставалось ничего кроме как броситься в сад. Ночь была не слишком темная, оглянувшись на бегу, я насчитал четырех преследователей. Страх придавал мне сил, но я чувствовал, что преследователи не отстают, напротив, расстояние постепенно сокращается. Вдруг впереди показался большой пруд. Кто-то стоял в лодке и махал мне, призывая скорей прыгнуть на борт. Я на бегу вскочил в добротную деревянную лодку и она, мгновенно отчалив, сразу же оказалась в двадцати метрах от берега. Преследователи остались на берегу и только кричали и грозили внушительного размера кулачищами. Рядом с ними стояли две хитрые картежницы и тоже обещали мне скорое возмездие.
Моей спасительницей оказалась молоденькая, лет пятнадцати, русоволосая девчушка. Правильный нос, красивые губы и широко расставленные глаза на круглом лице. Цвета глаз я не разглядел, мне показалось - зеленые. Веснушки, рассыпавшиеся вокруг носа, придавали облику озорной характер. Одета она была в широкий легкий сарафан, в каких выступают народные эстрадные коллективы. Это, конечно, полностью вязалось со всем, что я наблюдал до сих пор. Правда, закралось сомнение: сплю ли я? Особенно после того, как почувствовал настоящую усталость после сумасшедшего марафона. Окончательно успокоившись по поводу преследователей, я и впрямь слегка задремал, убаюканный плеском воды, рассекаемой веслом. "Разве можно уснуть во сне?" - удивился я, услышав тихий приятный голос девочки.
- Я не сплю? - спросил я, окончательно запутавшись.
- Это нельзя назвать ни сном, ни бодрствованием, - очень грамотно для деревенской девчушки ответила она, причаливая к поросшему высокой травой берегу. -  Пойдемте со мной, я постараюсь объяснить все на уровне вашего интеллекта, - произнесла она. Такой тон даже задел мое самолюбие.
Мы немного углубились в заросли, и перед нами открылась небольшая поляна. На середине горел костер. Рядом лежали приготовленные для сидения стволы столетних деревьев. Мне показалось, что я попал в какую-то странную, но любопытную сказку.
- Постарайтесь понять, - говорила девочка; красивое лицо ее при свете костра казалось старше, чем прежде. - Вы оказались в настоящем месте совершенно случайно и до тысячной доли секунды удачно, став свидетелем существования другого мира.
- Параллельного?! - догадался я, блеснув эрудицией.
- Известные вам измерения - это только то, что вам известно…
Разговор наш длился достаточно долго, постараюсь коротко рассказать, что я понял, как сказала девочка, соответственно уровню интеллекта.

Сущности мира, в который я случайно попал, живут за счет энергии живых существ нашего мира. Наибольшую энергию они получают из положительных и отрицательных эмоций. Так же, как и наш, их мир - дуален. В нем есть совершенно незнакомые нам, но приблизительно похожие понятия, такие как тепло - холодно, высоко - низко, плохо - хорошо, а значит, и добро - зло. Сущности, питающиеся положительными эмоциями - светлые, по-нашему добрые, тогда как те, кто существует за счет отрицательных эмоций, - темные, то есть злые. Не отсюда ли понятия о злых и добрых духах, ангелах и бесах? Две милые старушки усыпили мою бдительность, притворившись светлыми. Они пытались погубить меня, забрать всю энергию. Но меня спасла светлая сущность, выступив в роли ангела-хранителя. Светлым нужны живые, чтобы подпитываться постоянно вырабатываемой энергией. Они забирают минимум, провоцируя обновление. Если в нашем мире не останется существ, вырабатывающих положительную энергию, или таких останется совсем мало, светлые сущности сами начнут погибать. Темные же убивают одного, стараясь забрать все и сразу, чтобы поскорее перекинуться на другого. Между тьмой и светом идет постоянная борьба. Тот ангел-хранитель, присутствие которого мы иногда так явно ощущаем, - светлый. Слушая все это, я постепенно понимал суть всех религий, значение молитвы, во мне просыпалась вера.
- А почему я вижу вас именно такими? - поинтересовался я.
- Хороший вопрос. Очень просто. Ты нас не видишь, ты чувствуешь, но ваш мир построен на обонянии и осязании, это очень примитивно в сравнении с нами. То, чем обладаем мы, у вас есть, но на стадии зарождения. То, что ты чувствуешь нас - это и есть то самое зарождающееся, но оно требует в вашем мире какого-то объяснения. Твой разум, опираясь на собственный опыт и опыт всех предшествующих поколений, рисует приемлемые для тебя образы, создает объяснимые ситуации.
- А как теперь вернуться в свой мир? Мне что, драться с кажущимися врагами, когда в действительности никакой борьбы нет? Это абсурд! Хотя, нет, борьба происходит? И не важно, как все преподносится мне. Главное в моей ситуации - победить?!
- Ну вот, кажется, понял! Кстати, ничего, что я на "ты?"
- Издеваешься? - усмехнулся я. - Значит, пока я не вернусь, все будет происходить не так, как мне кажется (как именно - мне не понять своим недалеким человеческим умишком), я должен бороться теми способами, какими привык?
- Не обижайся, но это так. И еще: барыни играли на твое молчание, хорошо, что игра не закончилась, значит, будешь все помнить и расскажешь другим. Люди постараются не давать воли отрицательным эмоциям.
- А меня отправят в психушку, - добавил я.
- А что такое психушка? - поинтересовалась девочка.
- Высший разум, а про психушку не знаешь, - с издевкой произнес я.
- Ладно, плыви, моряк, надеюсь, больше не увидимся.
- Плавает говно, моряк ходит, - снова пошутил я.
- Что? Не поняла, - спросила девочка, но я уже оттолкнулся от берега и ничего не ответил. "А с юмором-то у вас слабовато", - подумал я и стал грести в тыл врага, вторгшегося на мою территорию.

Глава 3
"Хорошие были джинсы, да и сапог жаль". Новые спортивные достижения. Встреча с "родимой".

Не всякая собака
друг человека.

Я решил причалить правее, в том месте, где по берегу шли заросли ивы, протягивающей свои гибкие ветви к самой воде. Была надежда подойти незамеченным. Когда я осторожно, стараясь не шуметь, пробирался сквозь стену ивовых прутьев, вдруг услышал слева от себя голоса преследователей. Слов было не разобрать, но я понял главное - они оставались пока на том же месте, где благодаря моей спасительнице им пришлось прекратить погоню. Значит, удалось причалить, не выдав себя. Это была удача. Оставалось пробраться в дом и выскочить в ту самую дверь, сквозь которую я попал сюда. "Выходит, я в девятнадцатом веке. Жаль все-таки, не удалась экскурсия! Я-то думал, это просто театрализованное представление". Когда до усадьбы оставалось несколько десятков шагов, сзади раздался глухой собачий лай. Оглянувшись, я с ужасом увидел двух южнорусских овчарок, бежавших по тропинке по направлению ко мне. Представьте себе болонку размером с кавказскую овчарку! Если бы в этот момент запустили секундомер, то наверняка был бы зафиксирован новый мировой рекорд в спринтерском забеге. Только успел я захлопнуть створки стеклянных дверей, как собаки навалились на них, встав на задние лапы. Вставив в дверные ручки ножку оказавшегося рядом стула, я зафиксировал двери и с удовольствием продемонстрировал собачьим мордам смачный кукиш, покрутив им у носа каждой. Оказалось, радовался я рано - из глубины комнаты ко мне бросились старые знакомые, те самые старушки. Зная, что другого способа покинуть их усадьбу нет, они оставили караул у пруда, а сами отправились сторожить выход в мой мир. Ужас сковал меня, когда я увидел, как сильно они отличались от милых пожилых дам, любезно обходившихся со мной вначале! Растрепанные седые волосы торчали в разные стороны, тушь потекла и размазалась по лицу, из-под испачканной одежды торчали худые костлявые руки с пергаментной кожей и синими узловатыми венами толщиной с мизинец. Когда они схватили меня своими страшными руками за рубаху и потащили к двери, в которую не переставали рваться собаки, я опомнился. Рванул рубаху на груди - пуговицы, как горох, застучали по полу. Накрахмаленная сорочка осталась у них, а я бросился к спасительной двери. Одна из ведьм, по-другому я не мог теперь их называть, подставила ногу, и я упал, растянувшись во весь рост на холодном каменном полу. Падая, я больно ударился коленом - боль была вовсе не виртуальная! Старухи схватили меня за сапоги и снова потащили к остекленной двери. Сила у них была нешуточная, но мне удалось остаться без сапог, а дамы с размаху уселись на пол, держа в руках по одному из пары. Ведьмы не сдавались и, быстро опомнившись, вцепились в джинсы, которые ожидала та же участь, когда мне удалось расстегнуть ширинку. Если не считать джинсов, сапог и рубахи, негодяйки остались ни с чем. Во время вынужденного стриптиза я все же дополз до двери и, распахнув ее сильным ударом кулака, выкатился наружу. Вернее будет сказать - вкатился внутрь своей квартиры.
Когда я вернулся в спальню, то, произведя несложные вычисления, был очень удивлен - все описанные события произошли со мной в течение восьми минут. Я лег под одеяло, придвинулся поближе к родному теплому боку и, испытывая сильную усталость, сразу уснул.
Утром, за завтраком, вкратце рассказал жене свой странный сон. Она сразу заметила опухшее колено и разбитые костяшки пальцев правой руки. "Немного подробных деталей - неплохой рассказ получится. Оставляй ночник включенным. Головой на что-нибудь налетишь - не такое приснится", - жена засмеялась и начала собирать сумочку. "Хорошие были джинсы, да и сапог жаль", - с грустью подумал я…

Глава 4
"Семь футов под килем!" Олег уходит на рыбалку. Зарядил дождь.

Часто наше настроение зависит от погоды.
Жаль, что погода не может
зависеть от настроения.

Под утро, когда черные проемы окон начали еле заметно сереть, компания угомонилась и уснула крепким, но слегка тревожным сном. Олег снова улегся в доставшейся по жребию отдельной комнате. Наступающий рассвет успокаивал, и ему не было теперь так страшно, как ночью. К тому же приятно было сознавать, что впереди еще целый день и целая ночь загородного отдыха.

Друзья проспали почти до обеда. Первым пробудился Талгат. Его кровать стояла прямо под окном, форточка была открыта. В непривычной дачной тишине, нарушаемой лишь пением птиц да стрекотанием кузнечиков, он вдруг почувствовал, что стало тихо, как-то по-другому. Птицы и насекомые вдруг замолчали, появился другой звук. Талгат прислушался - ветер шумел в пышной листве яблонь и легонько постукивал плохо прижатым оконным стеклом в соседней комнате. Присев на кровати и глянув в окно, он понял, что сегодня порыбачить, скорее всего, не удастся. Было пасмурно, небо полностью обложили хмурые серые тучи, с минуты на минуту собирался пойти дождь. После вчерашних, да уже и сегодняшних ночных тостов немного подташнивало и слегка болела левая сторона головы. Он встал, по-солдатски быстро оделся и заправил кровать. После вышел на веранду с бокалом воды и зубной щеткой, мимоходом поставив на плиту чайник. В это время дождь забарабанил по металлочерепичной кровле.
Постепенно проснулась вся команда и, закончив утренние процедуры, уселась пить свежий цейлонский чай. Лица, слегка помятые, начали приобретать человеческий вид, все смеялись и шутили, отпуская дружеские остроты наподобие: "А вы, сударь, очень неплохо выглядите сегодня, надо только убрать мешки под глазами и поправить макияж…". Дождь, видимо, зарядил не менее чем на сутки. Лил не переставая, мелкие капельки, казалось, висят в воздухе. Известно, что такой моросящий дождь не заканчивается быстро. За окнами было темно, как в сумерки, скучно и тоскливо.
Было около трех пополудни. Перспективы на оставшуюся часть дня строились невеселые, ничего не оставалось, кроме как сидеть в доме и развлекаться разговорами. Олег предложил все же отправиться на рыбалку, утверждая, что в такую погоду рыба просто бросается на крючок. Кроме него никто не изъявил желания мокнуть ради сомнительного удовольствия, да к тому же на даче оказалась всего одна плащ-палатка. Так что Олег отправился один. Отговаривать не пытались, все знали, что рыбалка - его страсть. Олег, действительно, ни за что не отказался бы от своего намерения, ничто не увлекало его, как рыбная ловля. Только на рыбалке он забывал все плохое и действительно отдыхал, восстанавливая нервные клетки, которые, как известно, не восстанавливаются.
- Третьим будешь? - позвал Талгат Германа, который стоял на открытой веранде и смотрел вслед уходящему Олегу. На улице было сыро и прохладно, Герман с удовольствием вернулся в дом и уселся за стол, накрытый оставшимся от вчерашнего.
- Я предлагаю выпить за тех, кого нет сейчас с нами, а именно за рыбаков, отправившихся в суровый и дальний поход, - предложил тост Владимир.
- Семь футов под килем! - поддержал Талгат, а Герман по привычке снял со стены гитару и начал с припева: "Я пью до дна за тех, кто в море! За тех, кого любит волна…". Троица дружно, пытаясь не халтурить, спела куплеты, которые помнила. При этом друзья разложили песню на два голоса. Высоким голосом пел Владимир. Жалко, никому кроме пичуг, спрятавшихся в зарослях от дождя, не удалось оценить эти старания, однако сами исполнители остались очень довольны, а посему немедленно выпили за трудную рыбацкую долю. Пошли разговоры о рыбалке, о кораблях и кораблекрушениях. Герман рассказал о том, что когда он служил в армии, ему посчастливилось побывать на авианосце "Минск". О том, какой огромный этот корабль - не корабль, а плавучий город. Сравнили с ним парусники, на которых Колумб и другие отчаянные мореплаватели бороздили океан, открывая новые земли. Упомянув Колумба, нельзя было не вспомнить о покорении Америки. Заговорили о войне белых с индейцами. Конечно, знания, основанные на произведениях Майна Рида, Фенимора Купера и других романтиков, не давали правдивого представления о тех далеких событиях, тем не менее, не все было вымыслом. Правда ведь то, что приходилось строить форты, чтобы уберечься от набегов индейцев? Сравнили форт и средневековый замок, их функциональность. Когда пошли разговоры о замках как об уцелевших памятниках архитектуры, Владимир вдруг щелкнул пальцами, подняв правую руку вверх, призывая остальных к вниманию.

Часть 4. Тайны старого замка

Глава 1
"Я дальше не поеду, да и вам не советую". Зарубежные гастроли. Нарушители дисциплины.

Морихэй Уэсиба сказал:
Если  бы не было движения, рухнула бы
вся Вселенная. Движение - важная
форма выражения жизни, символ  свободы.

- Я вспомнил историю, которая произошла с двумя моими приятелями, когда мы были в Венгрии на гастролях,- тихим спокойным голосом начал он свой рассказ. - В старших классах я танцевал в народном ансамбле Дворца комсомольцев-целинников. Рустам раньше меня пришел в ансамбль, танцевал просто профессионально. Парень дерзкий, заводной, успевал еще на каратэ ходить, в подпольную секцию. Роста среднего, нормального сложения, "качком" не назовешь. Были ребята и выше, и сильнее, но Рустам отличался подвижностью и завидной растяжкой. В движениях его чувствовалась легкость и непринужденность. Выше почти на голову, я, как и остальные, признавал его лидерство "по умолчанию". Сам Рустам никогда не задирал никого, наоборот, всегда становился на сторону слабого. Хотя в его жилах текла татарская кровь по отцовской линии, лицо у него было узкое, больше европейское, с прямым аккуратным носом. Волосы светло-русые, лишь наружные уголки голубых глаз были немного вытянуты и выдавали в нем потомка азиатов, придавая внешности особый шарм. Отплясав несколько концертов в самом Будапеште, мы продолжили гастроли по провинции, по столице погулять особо не удалось, но джинсы и батник я успел прикупить. На гастролях мы были вместе с ансамблем казахского танца "Алтынай", концерт из чередования казахских и русских номеров принимали просто здорово.
Случилось это в красивом, достаточно удаленном от столицы местечке Тыштар. Я помню крупное поселение, больше претендовавшее на статус небольшого городка. В основном здесь были частные каменные дома в один или два этажа, окруженные такими же каменными заборами. Несомненно, влияние на местную культуру оказали турки, совершавшие набеги на Европу начиная с одиннадцатого века. В те далекие времена Венгрия носила название Паннония и задолго до турок была ставкой известного нам Аттилы. Более современно выглядели несколько магазинов в центре и дом культуры, в котором мы и давали концерт. Тем не менее, в архитектурном решении этих построек также чувствовался национальный характер.
С трех сторон селение окружали сопки, покрытые темными лиственными лесами. На каменистом склоне одной из них как будто висел большой каменный дом, больше похожий на замок. Красивая смуглая переводчица, женщина лет тридцати с цыганскими чертами лица, сообщила, что в нем никто не живет. Хотели было открыть пансионат, потом музей для привлечения туристов, ничего не вышло - дом пользовался плохой репутацией, местные строители отказывались наниматься на работу, а приехавшая из Будапешта бригада реставраторов сбежала ровно через два дня, при этом профессор, входивший в ее состав, читавший лекции на историческом факультете, провел четыре месяца в психиатрической лечебнице.
Дом, или замок - как правильнее, не знаю, местные жители называли его домом, на вскидку, находился примерно в семи-восьми километрах от Тыштара. Нам предстояло дать еще один концерт. Ожидалась воскресная ярмарка, а посему - приезд зрителей из нескольких окрестных деревень. Была суббота, выступление завтра, после обеда нам разрешили погулять по городку с условием, что к ужину все явятся без опоздания. Времени оставалось предостаточно, и Рустам предложил отправиться осмотреть загадочный дом. Я отказался, решив полчаса вздремнуть, а после просто пошляться по улицам. Пойти согласился только Коля - высокий лопоухий молчун, парень себе на уме. Присущий тому и другому авантюрный склад характера часто толкал эту парочку на какие-нибудь приключения. Местные были очень гостеприимны и доброжелательны, однако никто не соглашался отвезти ребят в интересующее их место. Наконец удалось уговорить одного парня, и они поехали на старом красном пикапе по каменистой проселочной дороге в сторону мрачного старинного дома. Две сторожевые башни возвышались на юго-восточном и северо-западном углах высокого каменного строения. Проехав две трети пути, курчавый парнишка улыбнулся широкой белозубой улыбкой и, как мог, объяснил, что дальше не поедет, да и друзьям не советует…

К ужину путешественники не вернулись, но руководитель ансамбля и администратор лишь на минуту заглянули в столовую и отправились в гости по приглашению местного главы администрации. Нам было велено за территорию гостиницы больше не выходить. Наши путешественники, видимо, решили, что за неявку на ужин все равно придется держать ответ, поэтому, когда все ложились спать, их еще не было. Рустам часто попадал в какие-нибудь истории, его журили, обещали непременно выгнать из ансамбля, но благодаря тому, что в танцевальных номерах были "изюминки", которые мог исполнять только он, каждый раз ограничивались выговором. К тому же Рустам никогда не спорил и всегда искренне признавал вину. Основываясь на прошлом опыте, никто не забеспокоился, и все дружно улеглись спать.
Утром оказалось, что друзей до сих пор нет. Когда они не явились и на репетицию, это, конечно, заметило руководство. Начался переполох. Репетиция была сорвана, отыскали владельца красного пикапа. Парнишка сообщил, что высадил ребят возле старинной полуразрушенной часовни и видел их последний раз, когда они осматривали развалины.
И вот, когда глава администрации, сопровождаемый руководителем группы и администратором, уже подъезжали к окраине городка, в начале улицы показались уставшие, пыльные и оборванные исследователи старины.
Репетиция прошла без провинившихся, в концерте они тоже не участвовали. Колька, как всегда, молчал, это было неудивительно, но и Рустам не произнес ни одного слова в свою защиту, не извинился. Оба как будто не замечали никого и были погружены в свои мысли. На другой день мы покинули Тыштар, гастроли закончились, Колька с Рустамом заговорили, но ответы их были односложны, и только когда за окном замелькал перрон будапештского вокзала, Рустам пообещал рассказать мне как-нибудь о своих приключениях.
Прошло немало времени, Рустам все-таки был прощен и вернулся в ансамбль. А вот Колька больше не появился, хотя все понимали, кто был зачинщиком того безобразия. В один прекрасный зимний вечер, когда мы остались с Рустамом после репетиции, мотивируя это тем, что хотим позаниматься растяжкой (в действительности он иногда давал мне уроки каратэ), я наконец услышал эту удивительную историю. Когда я слушал, волосы шевелились у меня на голове. Я даже забеспокоился о том, горит ли у нас в подъезде лампочка и, не дай бог, не придется ли красться в потемках.

Глава 2
"Прогулки на воздухе пробуждают аппетит!" Раннее средневековье. Лабиринты.

Ни одна история не может быть
на  сто процентов правдивой, потому что
ее рассказывают люди и у каждого  свое
восприятие, следовательно - своя интерпретация.

- Когда венгр высадил нас у каких-то развалин, - начал Рустам, сняв ногу со шведской лестницы и усевшись на длинную деревянную лавку, стоявшую вдоль стены, - мы с Колькой немного побродили, не увидели ничего интересного и решили поскорей отправиться к замку, чтобы успеть вернуться к ужину. Оказалось, что до него гораздо дальше, чем казалось. Когда проделали всего половину пути от места высадки, на часах было уже около семи. Возвращаться не имело смысла, на ужин все равно опоздали. Прикинув, что цели достигнем примерно в десять, продолжили путь. Очень хотелось есть - прогулки на воздухе, как известно, пробуждают аппетит. Вдоль дороги росли кусты дикой смородины, усыпанные спелыми лопающимися ягодами. Мы принялись горстями отправлять их в рот, так и "поужинали". За этим занятием потеряли еще с полчаса, слегка заглушив голод.
В начале одиннадцатого наконец достигли цели путешествия. Со стороны дороги строение нависало над высоким обрывом, и, чтобы попасть внутрь, нам пришлось взбираться на сопку по узкой малохоженной тропинке, которая то и дело натыкалась на камни или терялась в зарослях кустарника. Вокруг каменного забора шел глубокий ров. Был он рукотворным или руслом высохшей горной речки, непонятно - кое-где стояли большие лужи, поросшие болотными травами с липкими ярко-желтыми цветами, дикие пчелы трудились в них, добывая нектар. Ворота, как и предполагалось, оказались с обратной стороны. Здесь перед домом располагалась устроенная самой природой широкая плоская площадка. Мы благополучно пересекли ров по откидному мосту, который не поднимался уже как минимум полстолетия. Мост порос мхом и слился с берегами оврага. Под ним из стыков и трещин свисали тенелюбивые растения с воздушными корнями. Стебли их почти касались дна глубокого оврага и напоминали тропические лианы. Вокруг было столько живописных картин, что мы не упустили случая сделать несколько фотографий простеньким Колькиным фотоаппаратом, предусмотрительно захваченным с собой. Вблизи дом казался настоящим замком. Высокие каменные стены, обросшие мхом и вьюнами. К тяжелым входным дверям вели широкие, тоже каменные ступени. К основному прямоугольному зданию пристроено несколько дополнительных эркеров - квадратных и закругленных, расположенных относительно главного дома несимметрично. Нижние окна начинались на высоте не менее трех метров, узкие и высокие, они больше походили на бойницы. Стекол в окнах, по-видимому, не было, все они аккуратно, на совесть, были заколочены толстыми досками.
Все двери оказались запертыми изнутри и только на одной, маленькой, расположенной в неприметном месте закругленной пристройки, висел огромный амбарный замок. Сорвать его оказалось непростой задачей, но, проделав такой путь, мы не собирались сдаваться. Сильно изуродовав старинный навес, сорвали все-таки упрямый замок и вошли в холодную темноту помещения, которое, скорей всего, было когда-то сторожевой башней. У нас был фонарик, по каменным ступеням сначала поднялись наверх, в комнату с окном, а потом опять спустились вниз и попали в узкий коридор, который непонятным образом вывел нас к большому длинному залу, изрезанному лучами и полосами света, проникающего сквозь щели заколоченных окон. Надобность в фонарике временно отпала. Было достаточно светло для того, чтобы разглядеть все вокруг. В зале было очень просторно, почти не сохранилось никакой мебели. Только вторую половину комнаты, вернее, большую часть ее, занимал тяжелый деревянный стол с четырьмя стульями. Столовая мебель - темная, почти черная от времени, изготовленная из ценных пород красного дерева. Потолок держали такие же черные балки, самих досок потолка не было видно совершенно, так как их скрывал слой паутины, свисавшей ужасными лохмотьями. Края балок поддерживали широкие полуколонны, идущие вдоль стен и соединенные под потолком овальными сводами, придающими строению исключительную, с точки зрения конструкторского решения, прочность. Таким образом, в стенах образовались арочные ниши. В одной из таких ниш стоял высокий массивный шкаф без одной двери. Он оказался настолько глубоким, что на его полках можно было свободно улечься спать, разместившись по ярусам. Украшенный полосами чеканного металла, он возвышался под самый потолок, так что до верхней полки нельзя было добраться, не приставив предварительно лестницу или очень высокую стремянку. Кстати сказать, стол и стулья тоже украшали элементы из металла, чеканенного узорными орнаментами раннего средневековья - геометрическими и абстрактными, деформированными звериными и растительными узорами - образами зарождающейся новой культуры, пришедшей на смену античному искусству рухнувшей Римской империи. И все же первое, что бросалось в глаза, - огромный камин, почти во всю торцевую стену зала, я мог войти в его топку, слегка согнувшись. Архитектурные формы и мебель были выполнены монументально, мощно и добротно, совсем не для того, чтобы каждый год менять обои и переставлять мебель. Все говорило о постоянстве и незыблемости законов, установленных хозяином замка. В зале прохладно, но не сыро, видимо, камин неплохо выполнял дополнительную роль вентиляционного устройства. Мы бродили из комнаты в комнату, опять попадали в каминный зал, дверные и просто открытые проемы были с такими же высокими арочными сводами, искусно украшенными затейливым животно-растительным орнаментом. Непонятно, каким образом оказались этажом ниже. В помещение без окон совершенно не проникал свет. Если не считать валявшихся то там, то здесь досок и бруса, оставшихся от старинной мебели, комнаты были пусты, и назначение их было непонятно. В одной из комнат, в темноте, наткнулись на остов тяжелой деревянной кровати с двумя сохранившимися резными столбами, служившими когда-то частью каркаса для балдахина. Выходит, здесь действительно жил какой-нибудь рыцарь или даже герцог. На этаже особенно чувствовался сквозняк, хотя не было никаких видимых шахт или окон. Было тягостно и жутковато, так что мы, не сговариваясь, отправились искать ступени, ведущие на верхний этаж. Выйдя в коридор, я посветил фонариком и увидел, что он, в обе стороны, заканчивается тупиком. "Значит, где-то есть поворот", - посмотрел я на Кольку, он кивнул и мы пошли вдоль стены. В ней и, правда, оказался проход в какой-то будуар, но другого выхода из него не было. Теперь, выйдя в коридор, мы отправились в противоположную сторону, набрели на проходную комнату, вышли в другой коридор, который, вопреки всякой логике, привел нас в знакомую спальню, к кровати с каркасом для балдахина…

Глава 3
"Ни фига себе - без пятнадцати двенадцать!" Эхо пустых коридоров.

Если не веришь собственным глазам -
поверь чужим.

Батарея садилась, свет фонарика заметно слабел. Стараясь не включать его лишний раз, мы двигались буквально на ощупь. В какую-то секунду мне показалось, что я немного вижу в темноте. Колька подтвердил мое предположение:
- Кажется, там свет, - неуверенно прошептал он. - Видишь?
- Который час, интересно, - так же шепотом поинтересовался я и посветил на часы. - Ни фига себе! - негромко воскликнул я - было без пятнадцати двенадцать. Как долго блуждаем мы по лабиринтам этажа! Нами начала овладевать тревога, переходящая в панику. Мы заметались по коридорам и комнатам, поднимая пыль и брезгливо убирая паутину, облеплявшую лицо и руки. Вдруг в конце одного из коридоров снова увидели тусклый свет, он мерцал, как отблеск пламени свечи, потревоженного сквозняком. Метнулись какие-то тени, потом появилась женская фигура, вся в белом, насквозь пронизанная лучами лунного света, которые лазером ударили сквозь невидимые щели стен и потолков. Фигура медленно, словно плыла, двигалась в нашем направлении. Не совладав с чувствами, опрометью бросились мы в обратную сторону, вдруг слева я почувствовал сильный поток воздуха, резко остановился и налетел на Кольку, совершившего тот же маневр. Посветив фонариком, увидели ступени, ведущие, видимо, туда, откуда мы и начали свою экскурсию. Тут же услышали шаги: кто-то двигался с обратной стороны навстречу женщине в белом. Колька рванул меня за рукав, увлекая вверх по ступеням, шаги в коридоре тоже перешли на бег, и тут мы поняли, что этот "кто-то" не один - слышался беспорядочный топот нескольких человек. Вместе с топотом низкие голоса тревожно заговорили о чем-то, слов было не разобрать, только тихим эхом отдавались звуки в пустых коридорах и помещениях замка. Наконец, выбравшись на верхний этаж, остановились в нерешительности - перед нами был тот самый каминный зал, но в какую сторону бежать, не было единого мнения - никто не помнил точной дороги. Когда мы остановились, шаги преследователей тоже затихли. "Да это просто наше эхо!" - беззвучно, как Следопыт из книги Фенимора Купера, засмеялся Колька. "А ты что, не видел женщину?!" - удивился я. "Думал, показалось", - перестал он веселиться и сразу потянул меня дальше по коридору. Навстречу нам снова двинулся огонек свечи и опять послышались голоса и шаги. Эхо это или нет, но мы в ужасе бросились в первую попавшуюся комнату, которая, к несчастью, оказалась непроходной. Прижавшись к стене, стояли мы, затаив дыхание. То, что происходило потом, не поддавалось пониманию. Сначала мимо широкого дверного проема прошли два коренастых лохматых воина в средневековых одеждах и латах. Свирепо блеснули из-под густых бровей огоньки невидимых глаз. Они чуть не столкнулись с той самой девушкой, которая шла с другой стороны и вдруг остановилась в сводчатом проеме. Мне даже показалось, что они просто прошли сквозь ее эфемерное тело, даже не заметив. Девушка повернулась в сторону комнаты и подняла руку с зажженной свечой, освещая пространство. Она была в пяти шагах от нас, однако не увидела ни меня, ни Кольку. Сквозь легкую ткань длинного белого платья просвечивался силуэт тоненькой хрупкой фигурки. Девушка как-то странно колыхалась и медленно вращалась из стороны в сторону, как бывает в жаркий солнечный день, когда видишь идущего вдали по раскаленному асфальту пешехода. Длинные русые волосы ее были распущены и свободно ниспадали на плечи и спину, слегка волнуемые легким сквозняком. Бледное лицо слабо контрастировало с одеждой, а большие глаза и тонкие бескровные губы были как-то страшно красивы. Это была красота холодной Снежной королевы. Несмотря на красоту жуткое зрелище чуть не лишило меня чувств, а Колька даже сполз по стене, безвольно расслабившись. Осмотрев темно-серыми глазами комнату, она медленно продолжила свой путь по коридору. До сих пор помню тот безумный мраморный взгляд, скользнувший по мне.
- Привидение…- прошептал Колька, когда стихли звуки шагов и голосов, удалившихся в разные стороны.
- А что она ищет, как ты думаешь? - я наконец тоже опомнился.
- Лишь бы не нас. Мужиков видел?
- Видел. А девчонка красивая…
- Ага. Только страшная, - ответил Колька. Как ни абсурдно это звучало, но было именно так.
Постояв еще несколько минут, мы отважились выйти в коридор и продолжили поиски выхода. Снова начали блуждать по лабиринтам, боязливо оглядываясь. Когда казалось, что где-то сверкнул огонек, мы, не сговариваясь, бросались бежать в другую сторону. В какое-то мгновение, отчаявшись, почти не соображая, я зажег фонарик и принялся освещать пространство вокруг, лихорадочно бросая луч из стороны в сторону. Колька схватил мою руку и осветил проем, который я не заметил, он находился в нескольких метрах от нас. Опять побежали - появилась надежда. Я увидел рассеянный свет, падающий в коридор, и погасил фонарь. Сразу же услышали тихие низкие голоса, доносившиеся оттуда, куда мы направлялись. Подкравшись на четвереньках, заглянули за угол и увидели просторную комнату, в которой стояла высокая детская кроватка. Один из воинов, которых нам уже приходилось видеть, аккуратно взял ребенка на руки, и оба обросших лохматыми бородами крепких мужика направились к выходу, где на коленях стояли мы, со страхом и любопытством наблюдая за происходившим. В комнате клубился не то туман, не то дым, фигуры видны были неясно, так что многое, пожалуй, дорисовывала наша фантазия. Общая картина представлялась довольно зловещей: лица, обросшие темными грязными волосами, изрезанные шрамами и следами оспы, широкие плечи, огромные накачанные мышцы рук и ног, поблескивающие в лучах лунного света доспехи. У одного в руках был тяжелый топор с деревянной ручкой, окрашенной следами черной засохшей крови. Атлеты быстрыми шагами приближались к выходу, и нам не оставалось ничего кроме как спрятаться за углом. Удалявшиеся фигуры находились в туманном облаке света, которое двигалось вместе с ними, оставляя нас в темноте.
Ребенок заплакал, и тут же в конце коридора показалась фигурка в белом, которая поспешила на плач. Она проплыла мимо нас вслед за убегающими воинами, задев наши лица краем развевающегося платья. Я в ужасе вскрикнул. Девушка резко остановилась, оглянулась и снова бросилась вдогонку. Мы сидели на полу, втянув головы в плечи, - она не заметила нас.
- Тебя платьем зацепила? - спросил я у Кольки.
- Да ну нафиг! Это же привидение, - он терял волю, и в голосе его слышались хныкающие нотки.
- Понял, кого она ищет?
- Пацана у нее украли!
- Почему не девчонку?
- Все просто, - неожиданно осенило Кольку. - Если следовать логике жанра - воруют наследника. Борьба за власть, типа этого…
- Слушай, а ведь ты, наверное, прав, - у нее когда-то украли младенца, душа до сих пор мечется, не успокоившись. Как сюжет? - я старался храбриться, догадка придала мне силы.
- А тебе не кажется, что мы просто сходим с ума, как тот профессор из Будапешта?

Глава 4
"Это знание дано мне свыше". Неожиданная догадка.
Невероятно отчаянный поступок.

Иногда, чтобы спастись самому,
надо спасти другого.

- Колян, а ведь мы попали! - не знаю почему, в голове мелькнула страшная догадка - Мы не выберемся отсюда, пока она не найдет ребенка!
Приходилось вам когда-нибудь после пробуждения обдумывать только что приснившийся глупый странный сон, в котором совершаешь непонятные поступки, говоришь непонятные речи, делаешь непонятные выводы из поступков других? Но непонятным и глупым становится все это только когда проснешься. А во сне все происходит правильно и логично, как будто живешь в другом мире, по другим законам и правилам. Вот и со мной сейчас происходило именно такое, только не во сне, а наяву. А может быть, это и есть сон, и Колька мне тоже просто снится? Где грань между сном и реальностью?..
- Рустам, у тебя точно "крыша поехала", с чего ты взял? - удивился Колька, однако в его голосе слышалось сомнение.
- Это знание дано мне свыше, - попытался я отшутиться, так как сам не знал, почему пришло такое на ум,- А если серьезно, вспомни рассказы, связанные с этим домом. Думаю, что барышня ждет помощи от посторонних, а в данный момент - от нас.
- Твоя барышня, как и эти мужики, - просто привидение. А ты знаешь, что такое привидение? Это аудио- и видеозапись, как в видеосалоне. На Брюса Ли ходил? В общем, кино. Только четырехмерное, то есть голограмма. Слышал про такое?
- Сам придумал? А где "видик" или "мафон"?
- Носителем являются стены и предметы. Даже старинная мебель и картины, помещенные в современный дом, могут выделывать такие фокусы. При определенном освещении воспроизводится видеозапись, а нужная влажность и поток воздушных масс дают запись звука. Если бы луна была в другой фазе, мы с тобой слышали бы только звуки, но никого не видели. Так что нам повезло, что именно в эту ночь попали сюда.
- Нормально "повезло"! - усмехнулся я, - она же платьем меня задела, я чувствовал!
- Знаешь, это не я придумал, это научная точка зрения. Бывает еще - ненаучная. А платье - это, думаю, просто сквозняк.
- Если ты так хорошо все объяснил, что удираешь?
- Страшно… Слышишь? - неожиданно прервал разговор Колька и сделал знак, призывая к тишине. Где-то в дальнем конце коридора плакал ребенок. Я посмотрел на него и по выражению глаз понял, что рассуждения о голограммах вовсе не прибавили ему смелости. Впрочем, как и мне. Однако надо было выбираться из злополучного дома, и тогда, собравшись с духом, я предложил:
- А давай стащим у них пацана и отдадим матери?!
- Согласен, можно попробовать. Только это абсурд! Можно в кино ограбить банк, а потом в жизни тратить награбленное?.. А, давай, - все же согласился Колька.
Любопытство взяло верх над страхом, и мы осторожно начали продвигаться на голос младенца. Подкравшись к комнате, из которой доносился плач, увидели широкие спины, согнувшиеся над какими-то вещами, - воины собирались в дорогу, а младенец лежал на разостланной на полу медвежьей шкуре в полуметре от нас. Он успокоился, перестал плакать и, видимо, уснул. Решив, что подходящего момента может больше не быть, я схватил младенца и бесшумно выскользнул из комнаты. Ребенок был очень легкий, я почти не чувствовал веса. "Неужели у меня в руках голограмма? Как такое может быть?!" - удивлялся я, медленно продвигаясь по коридору. В какой-то момент послышались возгласы воинов, обнаруживших исчезновение малыша.
- Сюда! - скомандовал Колька и втолкнул меня в помещение, так удачно оказавшееся на нашем пути. Забежав, сразу затаились в углу, возле какого-то полуразвалившегося шкафа, на который наткнулись в темноте. Сердце бешено билось, заглушая звуки приближающихся по коридору шагов. Мы с удивлением смотрели на ребенка, лежащего на моих руках. Казалось, от него исходит слабый свет, как от фосфорного циферблата часов. "Голограмма?" - посмотрел я на Кольку. Он ничего не ответил и только удивленно пожал плечами. "Давай за шкаф!"- Колька с трудом протиснулся в пространство между стеной и шкафом и потянул меня за собой. Мы чудом успели спрятаться, как сразу в комнату вошли преследователи. Видимо, у них был факел или свеча - стены справа и слева осветились, и по ним запрыгали тени. Воины молчали, прислушиваясь. Казалось, время остановилось. "Господи, - думал я, - только бы не заплакал ребенок!" Колька стоял, сложив ладони вместе и что-то беззвучно шептал - наверное, молился о том же. Наконец послышался шум удаляющихся шагов, стало темно. Я, расслабившись, выдохнул.
- Где теперь мамашу найти? - спросил Колька, убирая с лица клочья паутины.
- Будем искать выход, может быть, она и встретится.
- Лишь бы на этих качков не напороться снова.
Минут сорок мы блуждали по лабиринтам коридоров и комнат, когда проснулся ребенок и принялся не просто плакать, а громко визгливо кричать, вселяя в наши сердца ужас. Мы находились в комнате, ранее богато обставленной - кругом валялись остатки разбитой мебели, и только огромное кожаное кресло стояло у окна нетронутым. Кожа местами сильно потерлась, но не до дыр, деревянные детали украшала искусная резьба, в общем, на аукционе за него можно было еще выручить неплохие деньги. Я принялся укачивать малыша, но он не умолкал, наверное, пришло время кормления. Неожиданно стало светлее, мы оглянулись и в ужасе бросились вглубь комнаты, Колька при этом споткнулся о поломанный стул и упал мне под ноги. Я чудом устоял, налетев на него в свою очередь. В проходе стояла предполагаемая мать, гневно глядя на нас своими огромными серыми глазами. Взгляд ее парализовал нас, мы словно окаменели от страха. Собрав всю волю, какая еще оставалась, я протянул ей малыша. Мне казалось, я снова вижу жуткий и завораживающий сон. Даже страх начал утихать. Я будто наблюдал происходящее не со мной, видимо, включилась защита психики, иначе можно было сойти с ума. Девушка потянулась ко мне тонкими белыми руками, взяла младенца и сразу исчезла, выскочив из комнаты с прижатой к груди драгоценной ношей. Мы тут же последовали вслед за ней, но только вышли в коридор, сразу услышали крики на непонятном языке и звук быстро приближающихся шагов. В черной глубине коридора блеснул огонь факела, осветив знакомые мужские фигуры. Мы бросились в ту сторону, куда удалялась белое прозрачное платье. Не догнав девушку, не сговариваясь, вбежали в попавшийся на пути каминный зал. "Давай за мной!" - крикнул Колька и по-обезьяньи ловко по полкам вскарабкался на крышу стоявшего в нише огромного шкафа. Верх антресолей обрамлялся украшенным резьбой бортиком, сантиметров сорок высотой, так что мы, по сути, оказались в ящике, в трех с половиной - четырех метрах над полом. Толстый слой паутины, как перина, устилал дно. Ее нити вперемешку с пылью и опилками были такой внушительной толщины, что казалось, из них можно запросто вязать теплые зимние носки и безрукавки.

Глава 5
"Может быть, все это мне приснилось?" Представление продолжается.

Хорошо то, что хорошо кончается.
Но иногда, то, что хорошо начинается,
тоже заканчивается неплохо.

  Затаившись, лежали мы на мягкой подстилке, когда кто-то вошел в зал и остановился на середине комнаты, прислушиваясь. Пыль щекотала в носу, желание чихнуть становилось просто невыносимо. Шаги удалились в ту часть комнаты, где находился камин, и тени, прыгавшие по потолку, исчезли вслед за ними. Я зажал нос пальцами и, не в силах больше терпеть, очень тихо и сдавленно чихнул. Оказалось, что не очень тихо - где-то в дальнем конце комнаты послышались тревожные мужские голоса, потом кто-то подошел к шкафу, и со страшным скрипом отворилась уцелевшая дверь. Я прижался к дну, утопив лицо в пыли, опилках и паутине, надавив правой рукой на Колькин затылок. Сердце стучало так громко, что казалось, этот стук могут услышать снизу. Мой товарищ превратился в неодушевленный предмет - бездвижимый и абсолютно бесшумный. Мне показалось, что он не дышит, и я даже испугался, как бы он, чего доброго, не умер от страха. Когда через некоторое время шаги снова удалились, я рискнул выглянуть из своего укрытия. Наверное, в камине развели огонь, так как в комнате стояло большое облако серого дыма, какое уже не раз приходилось наблюдать, когда появлялись привидения бородатых воинов. Кошмарный сон или невозможная действительность продолжали мучить нас своими жуткими картинами.
Один из лохматых бородачей держал за волосы стоявшего на коленях связанного юношу лет тринадцати. На парне была белоснежная холщовая рубаха, кожаные штаны и высокие остроносые сапоги. Длинные, пшеничного цвета волосы все время выскальзывали из руки воина, но он снова хватал их и пытался намотать на кулак. По всему было видно, что юноша совсем не из простолюдинов. Второй воин тыкал в лицо парню длинным блестящим мечом, требуя, по-видимому, какого-то ответа. Но тот только дерзко ухмылялся и ничего не отвечал.
Потом началось и вовсе непонятное. В комнату вошла, как будто паря над полом, уже знакомая "снежная королева". Теперь девушка не выглядела такой хрупкой, явно повзрослев и накачав в тренировках крепкие, но не слишком объемные мышцы. Она бросилась на обидчиков, размахивая тяжелым широким мечом. Было странно видеть, как легко обращается она с этим совсем не женским оружием. Движения были невероятно легкими и фантастически неправдоподобными. Иногда она просто взлетала над головами мужчин вопреки всем законам гравитации. В какой-то момент, отбив удар одного из нападавших, правильней будет сказать, защищавшихся, она резко, словно бритвой, срезала его длинноволосую голову. Тот, к нашему ужасу продолжал еще некоторое время идти вперед, размахивая мечом. Наконец наткнулся на шкаф, на крыше которого сидели мы, и упал замертво. Я посмотрел на Кольку. Он сидел, прислонившись к стене, обняв колени, и как-то равнодушно смотрел на происходящее. Видимо, нервное напряжение превысило свой предел и заблокировало сознание. "А вот и продолжение - десять лет спустя", - тихо сказал Колька. Это был шок. Увидев его состояние, я сел рядом, перестав бояться, не понимая, что происходит. Я просто сидел и наблюдал, как в последнем ряду кинотеатра, пока не уснул, упав на ковер из паутины. Долго еще слышались сквозь сон звуки сражения, пока наконец не стало совершенно тихо.
Когда я проснулся, было еще темно. Кольки наверху не было. Я глянул вниз и увидел его возле стола в каминной зоне. Никого из участников ночной битвы не было. Ни живых, ни мертвых. Я спустился и подошел к Кольке. "Ты тоже спал?" - спросил я. "Да", - ответил он.
- Может быть, все это мне приснилось? - вслух подумал я.
- Ага, и мне тоже, - Колька стоял и смотрел тупым сумасшедшим взглядом на свечу, оставленную на краю стола, на котором были видны свежие зарубки, случайно сделанные во время драки на мечах.
- Ничего не понимаю! - он протянул руку - пламя заколыхалось при движении, но взять свечу не удалось. Рука все время проходила сквозь тяжелый металлический подсвечник. Несколько раз он хватал воздух, потом осторожно обхватил пальцами несуществующий подсвечник и начал медленно поднимать неплотно сжатый кулак вверх. Фокус удался! Огонек начал двигаться. Мы устали удивляться происходившим в эту ночь чудесам и решили поскорей выбираться из замка, отложив анализ событий на потом.
Как только в наших руках оказалась виртуальная свеча, все пошло на лад. Выйдя из комнаты, сразу напротив увидели ступени, ведущие наверх. Не могу описать необыкновенной радости, охватившей нас, когда мы оказались в той самой башне, ступени которой вели к выходу из этого жуткого дома. Только теперь расслабились и сразу почувствовали страшную усталость. В щели между досками пробивались первые утренние лучи света. Я засмеялся, глянув на Кольку, который продолжал держать неплотно сжатый кулак перед собой, как клоун, добросовестно играющий свою роль в пантомиме. Было уже довольно светло, и никакого подсвечника, никакой свечи, ни голограммной, ни настоящей, как будто и не было никогда. Колька тоже засмеялся, но истерическим смехом облегчения. Он словно не верил, что все закончилось и с наступлением рассвета мы, наконец начинаем жить привычной, понятной для нас жизнью. Смех его стал срываться на рыдания, я почувствовал, что сам могу разреветься, отвернулся и скорей бросился вниз к заветной двери…
- Слушай, а все-таки, что тебе снилось? - спросил Колька, когда мы шагали мимо развалин часовни. Он принялся рассказывать свой сон, в точности, до мельчайших подробностей описывая то, что приснилось мне.

- Вольдемар, а фотографии какие-то остались? Ты говорил, что они фотографировали, - спросил Герман.
- Это как раз самое интересное. Рустам показал мне одно странное фото. Колька, как настоящий папарацци, успел снять момент передачи похищенного ребенка.
- Иди ты?!
- Представьте себе. Так вот, качество, конечно, оставляет желать лучшего, однако Рустама видно отлично. Во всяком случае, я его сразу узнал. Он стоит с протянутыми руками, кисти засвечены светлым пятном. А вот женский силуэт, тоже с вытянутыми в его сторону руками, виден довольно четко, но только светлый силуэт, абсолютно без теней и объемов...

Глава 6
"А тебя в школе не учили со старшими на "вы" разговаривать"?
Снова встретились. Чудеса кулинарного искусства.

Кто берет на себя роль лидера,
должен помнить, что существуют
не только лавры,  но и камни.

Дождь продолжал моросить, небо к вечеру стало темнее и ниже, и только далеко-далеко на севере, где-то над бескрайней казахской степью виднелся еле заметный просвет, оставляющий крохотную надежду на то, что солнце когда-нибудь вновь порадует своими ласковыми теплыми лучами.
Было почти шесть часов вечера, а Олег все не возвращался с рыбалки. "Хороший клев, наверное",- решили друзья. Время на рыбалке пролетает незаметно. Даже если нет клева, можно спокойно переосмыслить что-то или, напротив, отрешиться от будней и подумать о чем-то таком, о чем не удается вспомнить в суетном городском ритме - это так важно, пожалуй, даже важней, чем выудить приличного карася или окуня. Тихая неторопливая рыбалка - ритуал, чем-то сродни медитации. Не хочется в такие моменты смотреть на часы, качать головой, цокать языком - "однако, пора…". Настоящий рыбак ни на что не променяет эти минуты истинного наслаждения, погружения в спокойствие и в особенное, только ему понятное, счастье.
Олег наловил почти полный бидон мелочи и даже поймал одного крупного, дремавшего в камышах линя - неслыханная для этого места удача. Он предвкушал  сумасшедший триумф, когда предъявит чудо-рыбу "этим ленивым алкашам", которые уже набрались, скорее всего, и снова завалились спать. Олег достал из кармана последнюю "ЛМ", закурил и хотел было швырнуть скомканную пачку в камыши, как вдруг боковым зрением увидел, что наверху, над пляжем, кто-то стоит и смотрит на него. "Да-а-а, воспитанием тебя не мучили, - подумал он, не оборачиваясь. - Хотя бы покашлял для приличия или закурить спросил, независимый наблюдатель".
- По-о-омнишь ме-е-еня-а-а? - услышал он за спиной протяжный женский голос. Будто говорившая собрала последние силы для произнесения слов, которые донеслись до него глухо и почти не слышно. Он скорей почувствовал вопрос, нежели услышал. Мороз побежал по спине. Насмерть напуганный неожиданной догадкой, Олег обернулся и выронил удочку - да, это была она! Та самая покойница! Но ведь прошло столько лет!
- Почему ты здесь?- спросил Олег, услышав будто не свой голос. Ему даже показалось, что он и не спрашивал вовсе, а только подумал о том, как целительница могла добраться с Дальнего Востока в Казахстан - в конце концов, она мертвая!
- Ты вспоминал меня этой ночью, вот я и пришла, - не открывая рта, ответила старуха с восковым лицом и темными, смотрящими прямо в душу глазами. Она снова, как и несколько лет назад, погрозила ему пальцем, потом, вытянув вперед руки, начала медленно спускаться вниз, совсем не глядя себе под ноги, будто боялась отвести глаза, чтобы не потерять ни на секунду силу своего гипнотического взгляда.
- А тебя в школе не учили со старшими на "вы" разговаривать? - прочитал Олег в ее глазах. Вопрос слегка смягчил жуткую обстановку и позволил на мгновение побороть страх - он бросился в камыши, надеясь таким образом избавиться от страшного видения. "Мне не надо видеть ее, и все пройдет, все пройдет". - Он брел напролом через густые заросли камыша, набрав полные сапоги воды. "Все пройдет, только не оборачиваться…"

Ужин готовил, как обычно, Талгат. И, как обычно, кто-то чистил картошку, кто-то мок под дождем, запасаясь укропом и луком. Но руководил Талгат.
- Королев тоже не стоял у токарного станка, не клепал обшивку корабля, однако кто из нас помнит тех, кто собирал его первую ракету? Заметьте, господа, я сказал "его" ракету - разглагольствовал он.- Так что не бузить и подчиняться шеф-повару.
Эксклюзивное блюдо представляло собой нечто похожее на украинский борщ, с той разницей, что вместо свинины в нем плавали кусочки консервированного тунца, залитого подсолнечным маслом. "Борщ" оценили по достоинству и, конечно, в честь повара немедленно сказали тост и выпили. Свежевыкопанный картофель, лук, чеснок, петрушка и красный жгучий перец, тунец, брошенный в кипящую воду на завершающей стадии, все это, приправленное свежими красными помидорами, слегка обжаренными на сковороде - блюдо и правда получилось очень вкусным. Слегка порозовевшие после очередного "принятия" друзья доедали по второй тарелке "борща". Олег все не появлялся. На часах было без двадцати девять - по летнему совсем не поздно, однако компания не понимала, как можно столько времени пропадать на рыбалке, заправившись единственной чашкой чая.
- Стоп! - скомандовал шеф-повар, закрывая крышкой кастрюлю. - Здесь осталось только Олегу. Переходим на противный финский сервелат.
Герман застучал ножом по деревянной кухонной доске, нарезая свежие коротенькие бочонки огурчиков, а Талгат достал колбасу из холодильника "Памир", чудом пережившего социализм, развитой социализм, перестройку и лихие девяностые. Заседание продолжалось.
- Все-таки долго нет Олега - может, его сом проглотил? - пошутил Герман. - Я как-то читал, одна влюбленная парочка каталась на лодке, где-то на Кубани это было, парень решил искупаться, и его, на глазах подруги, сцапал огромный, размером с акулу, сомище. Потом его выловили и нашли в брюхе кольцо того парня.
- Сомы у нас не водятся - отпадает, - сказал Владимир, разливая по рюмкам, - инопланетяне украли, как ценнейшего представителя земной расы.
- Голуби вы мои, мои маленькие друзья, - цитировал Талгат Остапа Бендера, - вот и пришло время моего рассказа. Очень даже по теме. Не судите строго, так как это воспоминания далекого счастливого детства, а посему многие детали просто стерлись из памяти. Хотите послушать? Кто "за" - прошу поднять рюмки.
Талгат медленно дожевал дольку огурца, сняв ее белоснежными зубами с вилки, достал сигарету из пачки и вышел на веранду, собираясь с мыслями. Глаза его теперь не улыбались, как обычно, а наоборот, сделались очень серьезными и задумчивыми. После перекура все вернулись в дом и уселись на привычные, словно забронированные места. Место Олега осталось свободным.

Часть 7.  Проклятое ожерелье

Глава 1
"Где мое ожерелье? Я пришла за ним!". Ценная историческая находка. Старинная легенда.

Историк как художник, он тоже
пишет картины прошлого,
которые мы видим  его глазами.

- Лет тридцать назад, - начал Сергей Тимофеевич, - так… когда же это было?- задумался он на какое-то время,- Лариска тогда Егора носила… Да, точно - тридцать лет назад, посчастливилось мне в археологической экспедиции участвовать. Руководителем был Каиржан Ильясович, старше меня лет на шесть-семь. Сейчас ему уже под восемьдесят, но до сих пор, как и я, иногда читает лекции. Человек очень увлеченный, неординарный, даже немного странный, но высоко порядочный и воспитанный. Об образованности говорить излишне.
Мы тогда вели раскопки древних захоронений в глухой степной зоне Акбасарского района. Нам посчастливилось обнаружить стоянку кипчаков - древнего народа, кочевавшего по северным территориям теперешнего Казахстана. Кажется, что вся земля давно перелопачена и археология не может дать ничего для истории, но это подход обывателей. Изучая черепа и кости, сохранившиеся под вековыми наслоениями почвы, мы пришли к выводу, что в этом месте было кровопролитное сражение двух родовых племен. Нам попадались воинские доспехи и оружие, а также скелеты с отрубленными конечностями и черепами. Не буду утомлять вас лишними подробностями, скажу только, что предстояло выяснить, к каким древним племенам принадлежали останки воинов и членов семей и разобраться в том, что послужило причиной событий, таких привычных для тех времен.
Перерывая тонны земли, мы аккуратно, нежными художественными кисточками буквально сдували с предметов пыль веков, таившую от нас столько необыкновенных загадок. Одному из членов экспедиции посчастливилось найти серебряное ожерелье с чудом уцелевшими несколькими камнями. Это были полудрагоценные камни, но само ожерелье было просто бесценно, уникальность его сложно было переоценить. Каиржан Ильясович запер его в отдельный сейф, специально предназначенный для особенных находок. Сейф был прикручен к полу экспедиционного УАЗика огромными болтами, ключ был только один, Каиржан Ильясович никому не доверял его и всегда носил с собой. Так что открыть сейф можно было только в полном смысле слова - через труп академика, а украсть его - только угнав машину.
Во время наших раскопок к нам частенько приезжали пастухи, пасшие свои стада где-то неподалеку. Я наблюдал, как Каиржан Ильясович подолгу беседовал с ними, усевшись в тени навеса, сделанного из плотного брезентового полога. Совсем немного, на бытовом уровне, я владею казахским языком. Прислушиваясь к их разговорам, я понимал только, что пастухи пересказывают ему сохранившиеся обрывки легенд, услышанные их дедами и бабками от своих предков.
Однажды к нам приехала очень старая женщина. Несмотря на то, что ей было за восемьдесят, она прискакала верхом, сидя по-мужски в старом седле необычной формы. Передний и задний края его непривычно высоко загибались вверх и были мастерски украшены чеканным растительным орнаментом. По всему было видно, что седлу намного больше лет, чем старухе, одетой в темно-зеленый велюровый чапан с серебряными застежками. Голова ее была обмотана длинным белым платком, свисающим на спину. Из-под широкой атласной юбки выглядывали мягкие, великолепно выделанные сапожки, острые носы которых так же, как и края седла, были загнуты кверху.
Маленькая худощавая старушка энергично жестикулировала, говорила резко и громко. Не надо было знать языка, чтобы понять, что она ругается и обвиняет в чем-то нашего руководителя, тыкая в его сторону камчой - коротким казахским кнутом с рукояткой, сделанной из рыжей сайгачьей ноги с блестящим черным копытом.
Каиржан Ильясович помог ей слезть с лошади, усадил под навесом и стал задабривать ароматным индийским чаем. Он был удивительный человек и умел найти подход к любому, не роняя при этом собственного достоинства и не задевая самолюбия собеседника. Бабка постепенно успокоилась, разговор перешел в мирное русло, и она стала рассказывать что-то, энергично жестикулируя и часто вставляя в повествование выражение "Ой, бай!".
Вечером, за ужином, Каиржан Ильясович пересказал нам легенду, услышанную им от почтенной старушки. Вся экспедиция собралась под брезентовым навесом, было уже довольно поздно. При свете керосиновой лампы, вырывавшем из темноты загорелое лицо рассказчика, повесть казалась нам особенно загадочной и страшной. Бескрайние ночные просторы окружали лагерь, и на многие километры вокруг не было никакого человеческого жилья, кроме нескольких одиноких пастушьих юрт. Иногда издалека слышалось конское ржание, и тогда казалось, что это души давно умерших всадников бродят по степи, отыскивая своих родных, тоже ставших бестелесными воздушными призраками.

Это было очень давно, в те времена, когда в этих местах жил род Козыбая. Бай был очень богатый, и все люди, служившие ему - от воина до простого пастуха, тоже жили богато и счастливо. Как-то, во время родов, у него умерла жена. Козыбай очень любил ее и впал, что теперь называется, в депрессию. Он перестал управлять делами, и горе пришло в счастливый некогда край. Воины разбаловались. Много пили и мало тренировались. Пастухи воровали друг у друга скот, переругались и даже начали вершить самосуд. На такое положение, конечно, не могли не обратить внимания соседи, завидовавшие просторным жирным пастбищам, принадлежавшим роду Козыбая. Однажды они напали на аул, воины были пьяные и с трудом смогли прогнать захватчиков. После этого собрался весь род, и было принято решение найти баю новую жену, тем более что прошло уже несколько лет со дня смерти Айгуль.
Козыбаю было сорок, когда ему привели пятнадцатилетнюю Сауле. Она была очень похожа на его Айгуль, когда та была в таком же возрасте. Бай решил, что это аллах пожалел его и воскресил его первую жену, вселив ее душу в юную невесту. На радостях он забыл свое слово, которое дал умирающей жене. Та просила пообещать, что никто не наденет ее любимого ожерелья, подаренного ей на свадьбе. Козыбай поклялся, что ожерелье положат с ней в могилу, чтобы она могла вспоминать о нем на том свете, а когда он тоже умрет, то по этому ожерелью найдет ее в другом мире, и они никогда уже не расстанутся. На похоронах бай был словно в беспамятстве, и хитрые родственники не положили ожерелье в могилу, сославшись потом на то, что никто не давал им такого приказа, а Козыбай вспомнил о нем только на бракосочетании с новой женой.
Через какое-то время, ночью, к нему пришла его первая жена Айгуль.
- Ты не сдержал клятву. Где мое ожерелье, почему ты не положил его со мной? Я пришла за ним, - сказала она.
Козыбай не сказал, что подарил его своей новой жене.
- Его украли. Я не знаю кто, - обманул он.
- Я найду его и заберу, иначе мы никогда не встретимся, - пообещала Айгуль и  ушла.
Утром он рассказал Сауле, что приходила его прежняя жена за ожерельем. "Надо отдать его", - сказал он, но Сауле только посмеялась над ним, обозвала бабой и наотрез отказалась вернуть подарок. Козыбай, вне себя от гнева, приказал отвезти ее назад к родственникам. Молодая жена была из другого рода и тоже была байской дочкой. Отец ее, чувствуя себя оскорбленным, пообещал отомстить Козыбаю.
Сауле увезла ожерелье с собой, назло мужу, который выгнал ее как собаку, унизив перед своим и ее родом. Когда Козыбай обнаружил пропажу, он отправился к отцу Сауле, чтобы объяснить ему причину своего поступка, извиниться и решить все мирно.
- Она умерла сегодня ночью, - со слезами на глазах встретил его убитый горем отец, - ты виноват в этом.
- Во всем виновато ожерелье. Отдайте его мне, я должен вернуть его Айгуль.
- Оно исчезло. И ты убирайся, пока я не приказал воинам расправиться с тобой!- ответил бай. И началась война.
Козыбай не поверил ему и решил силой забрать ожерелье. Обладание им стало для него еще и делом принципа. Его отряд ночью напал на соседа. Враги бились до самого утра, а утром раненый Козыбай приказал перерыть весь аул и найти ожерелье. Весь род Сауле был перебит, ожерелья так и не нашли.
Когда раненый Козыбай умирал, к нему снова пришла Айгуль и сказала, что это она задушила Сауле, но ожерелья у нее не было, так что они не увидятся, пока она не найдет его. Под утро Козыбай умер. Его молодой сын, ставший теперь баем, приказал отыскать проклятое ожерелье, чтобы раскопать могилу матери и положить его туда. Ожерелье было как заколдованное - каждый, кто находил его, ни за что не хотел расставаться с ним и умирал от рук мертвой Айгуль, которая душила очередного владельца, но сама не могла забрать бесценного подарка - его обязательно должны были положить в могилу живые.
Наконец проклятое украшение попало к прабабке рассказчицы, с которой беседовал наш Каиржан Ильясович, и та выполнила желание покойной. Так что бабуля, посетившая нас, одна из немногих, оставшихся от рода Козыбая. Она узнала о нашей находке и требовала, чтобы я оставил ожерелье в земле. В случае ослушания, предупредила она, нас ждет страшная участь всех задушенных мертвой женой Козыбая.

Глава 2
"Права была апа - ожерелье это проклятое". Все члены экспедиции. Пропажа. Смерть при невыясненных обстоятельствах.

Мне искренне жалко следователя -
приходится  подозревать всех. Так можно
вообще потерять веру в человечество.

- Не знаю, что руководитель пообещал старухе из древнего рода, - продолжал свой рассказ Сергей Тимофеевич, - но она долго не появлялась у нас на стоянке. Снова мы увидели ее только после того, как произошла одна загадочная и трагическая история.
Как-то вечером Каиржан Ильясович открыл сейф и с удивлением обнаружил, что ожерелье пропало. Ключ, как я уже говорил, был только один и всегда, как амулет, висел у него на шее. Замок сейфа очень хитрый, со множеством секретов, открыть без ключа его мог только опытный медвежатник. Мы с руководителем были хорошими приятелями, именно его влияние помогло мне стать участником экспедиции. Так что я единственный, наверное, был вне подозрения. Всего в группе, кроме нас, было еще четыре человека: молодой аспирант и трое студентов с исторического факультета. Аспиранта звали  Нурлан, мы обращались к нему - Нурик. Это был худой и неприятный тип с хитрыми, как у корсака, глазами. Он мало говорил, был сам по себе и постоянно приглядывался ко всем окружавшим его людям, будто оценивая. Трое остальных - Болат, Виктор и мой тезка Сергей, студенты четвертого курса, напротив - веселые и бесхитростные парни.
Как ни тяжело было Каиржану Ильясовичу, но пришлось заняться досмотром личных вещей. Чтобы не казаться особенным и не обижать других невиновных, я тоже притащил свой тяжелый рюкзак и вывалил содержимое на траву рядом с остальными. Как и предполагалось, обыск не принес результата. И немудрено, ожерелье могли спрятать где угодно - закопать в кустах или положить под камень, а потом, в подходящий момент, извлечь и прихватить с собой. Устроив тайное совещание, мы с Каиржаном Ильясовичем приняли решение намеренно не вспоминать больше про ожерелье, усыпив тем самым бдительность вора, и, возможно, случайно выйти на него. В крайнем случае, перед самым отъездом можно было провести еще один внезапный осмотр. За день до намечаемого отъезда произошло событие, которое подтвердило наше предположение о том, что ожерелье действительно припрятали "до поры, до времени".
Спали мы в двух палатках. В одной - я с аспирантом, а в другой - трое студентов. Наш руководитель спал в УАЗике, на старом, сбитом в комки матрасе. Однажды ночью меня разбудил Болат. Он просунул свою круглую бритую голову в палатку и, выпучив такие же круглые карие глаза, вполголоса звал меня по имени. В руке у него была зажженная керосиновая лампа.
- Сергей Тимофеевич, проснитесь, ну проснитесь же!
- Что такое? - открыл я глаза, не совсем понимая, где я и что происходит.
- Мы не стали будить Каиржана Ильясовича, он опять читал и только уснул.
- А где Нурик? - я только что заметил, что мой сосед по палатке отсутствует.
- Он там… - как-то странно пряча глаза, ответил Болат, - мы услышали крик и выскочили из палатки. Потом увидели женщину, которая уходила в степь. Она шла пешком, но так быстро, как на лошади или, по крайней мере, на велосипеде. Она точно шла пешком, но невероятно быстро и совсем бесшумно. Никто из нас почему-то не осмелился окликнуть ее. Это было как видение. Нас словно обворожили, никто не мог двинуться с места…
Когда мы подошли к тому месту, куда привел меня парень, я увидел остальных: Сергей и Виктор нервно курили, сидя на каком-то холмике. В руке у Виктора горел фонарик. Рядом с ними лежало что-то непонятное. В темноте мне показалось, что это лопаты и другой инструмент, завернутый в тряпки. Болат вытянул руку с керосинкой, а Виктор направил в это место фонарь.
Я чуть не вскрикнул, увидев, что это вовсе не инструмент, а худое безжизненное тело Нурика, ставшее еще длиннее. Было впечатление, что он отползал назад, лежа на спине и отталкиваясь ногами. Остекленевшие глаза были открыты и полны невероятного ужаса. Рот тоже остался открытым, видимо, он кричал, перепуганный чем-то насмерть. При виде широко открытых глаз, которые обычно мы видели только прищуренными, мне стало даже дурно, и, чтобы побороть волнение, я сказал глупость:
- Он что, мертвый?
- Да нет, просто шутит, - ухмыльнулись студенты, - здорово получается, да?
- Вы ничего не трогали?- спросил я, пропустив издевку незамеченной.
- Нет, только это, - ответил Сергей и протянул мне пропавшее ожерелье.
- Рядом валялось, - добавил Болат.
- Что теперь делать? - спросил кто-то из ребят, - оставлять нельзя, волки или лисы могут разорвать.
- Тащить в лагерь тоже нельзя. Милицию вызывать надо.
- Теперь начнется…- сокрушались мы. Не знаю, почему никто не сказал слов сожаления по поводу погибшего коллеги. Видимо, сильна была обида за то, что из-за него каждый из нас ходил до этой ночи с клеймом возможного вора. Всегда найдется причина, чтобы казалось, что подозревают именно тебя, хотя тебя как раз и не подозревают вовсе.
Мы решили караулить тело Нурика до приезда милиции. Только как вызывать или искать милицию в пустой на многие километры степи, никто себе не представлял. По очереди сходили за теплыми вещами и одеялами и остались у тела вчетвером.

Утром, когда Каиржан Ильясович осмотрел мертвое тело Нурика и я вместе с ним еще раз выслушал рассказ про идущую по степи, словно летящую, женщину, он вполне серьезно, на удивление всем, сказал:
- Права была апа - ожерелье это проклятое. Лучше бы его не находили. Но как ученый я просто не имею права снова закопать его в землю, - и добавил совсем уж пафосно: - Потомки мне этого не простят.
Посовещавшись, решили, что тело все-таки надо перенести ближе к лагерю и зарыть в землю, завернув в брезентовую палатку. Иначе оно начнет разлагаться еще до приезда милиции, за которой решил отправиться Каиржан Ильясович, взяв в водители Сергея. Таскать с собой труп было неразумно, так как милиция все равно приедет осматривать место происшествия. Тем более, предстояло еще отыскать эту милицию.
Мы целый час всей командой откручивали сейф, в конце концов это нам удалось. Я остался за старшего и за хранителя сокровищ - в одном лице…

Сергей Тимофеевич сделал паузу и кивнул на бутылку. Владимир разлил водку по бокалам и предложил выпить за гостеприимного хозяина дома. Тост поддержали единогласно и дружно захрустели малосольными огурчиками, вынутыми из того же холодильника. Было ощущение, что все давно были знакомы с этим милым стариком, просто не представилось случая встретиться с ним в одной компании. Несмотря на возраст, Тимофеич в употреблении спиртного совсем не казался слабее своих молодых компаньонов. Он не отставал, не пропускал и держался молодцом, хотя, уважаемый читатель, с некоторых пор умение много пить и не пьянеть он перестал считать таким уж выдающимся достоинством. После некоторой паузы профессор продолжил рассказ.

  Глава 3
"Джигит, кель мын-да". Беспокойная ночь. Айгуль приходит
за своим  ожерельем.

Обида и проклятье не имеют срока давности.
За грехи предков  приходится
расплачиваться будущим поколениям.

Сейф перетащили в мою палатку, я улегся спать в одиночестве, так как в этот день уехавшие за милицией не вернулись. Сразу после полуночи я внезапно проснулся. Не знаю, что разбудило меня. Кажется, послышалось, что где-то рядом бродит волк. Тоскливый жалобный вой сдавил сердце непонятной тревогой. Я вспомнил Нурика, мне стало жалко его. Совсем мальчишка, погиб странной непонятной смертью. "Самое страшное - горе родителей. Как мы сможем объяснить им причину смерти? - думал я, - тем более что причины этой и сами не знаем".
С такими вот грустными мыслями я вылез из палатки и отошел в кусты… Ночь была темная, несмотря на то, что небо было усыпано бесконечным множеством звезд. Я смотрел вверх, и мне казалось, что они сверкали непривычно высоко, не так, как я видел их раньше. Случайно заметил, как упала одна из них, но желания загадать не успел - кто-то позвал меня. Тихий женский голос доносился со стороны нашей полевой столовой под брезентовым навесом.
- Джигит, кель мын-да… Кель, кель… - голос был настолько тихим, почти шепотом, что я не мог понять, слышу я слова или это шуршание травы обманывает меня. Белое полотенце, висевшее на гвозде рядом с умывальником, слегка колыхалось, волнуемое легким степным ветерком. Я пригляделся: полотенце висело гораздо выше обычного. И вдруг я увидел, что это вовсе не полотенце, а платок, повязанный на голове стройной тоненькой девушки, одетой в длинные одежды, слегка контрастирующие с черным ночным фоном. И это не полотенце шевелится на ветру, а девушка машет узкой длинной кистью, маня к себе. Как под гипнозом, медленно пошел к ней, находясь в величайшем волнении. Когда приблизился на расстояние пяти шагов, стало видно, что ночная гостья одета во все старинное и очень дорогое. Из-под узкого верхнего платья, блестевшего большими серебряными застежками, выглядывали широкие белые кружевные манжеты. Длинная атласная юбка до самых пят, украшенная понизу растительным орнаментом, собиралась в большие волнистые складки. Тонкое запястье руки, которой она звала меня, высвободилось из-под манжета и я увидел на нем браслет с камнями. Даже в темноте я разглядел, что это очень дорогой старинный браслет, наверное, доставшийся по наследству. Я глянул в лицо ночной гостьи и остановился - на ослепительно белой коже два черных миндалевидных глаза смотрели словно сквозь меня. "Это же мертвая Айгуль пришла за своим ожерельем!" - внезапно осенила меня страшная догадка.
Я хотел позвать на помощь, но язык онемел, как на приеме у стоматолога, да и все тело словно сковали невидимые путы, которые не давали двинуться. Где-то в степи залаяла лисица, посторонний звук на мгновение вывел меня из оцепенения. Я повернулся спиной к привидевшейся девушке и направился к палатке, в которой спали студенты. Кто-то схватил меня за плечо, пытаясь остановить. Скосив глаза, я увидел тонкую маленькую женскую руку - белую, с тяжелыми серебряными перстнями почти на каждом пальце. В другой момент я, наверное, восхитился бы красотой длинных ухоженных пальцев, но тогда я закричал от ужаса и дернулся, как девчонка, которой показали мышь. Вырвавшись, со всех ног я бросился к палатке и тут увидел Виктора, на четвереньках выползающего наружу. Тогда я остановился и резко оглянулся: в черном пространстве ночи удалялась тоненькая женская фигурка, будто не касаясь земли, паря над степью.
- Опять она! - закричал Виктор, показывая рукой в строну удаляющейся девушки, - а вы нам не верили!
Выходит, не один я видел ее. Или, правильнее, не мне одному она мерещилась.
В эту ночь мы больше не смогли уснуть и до рассвета сидели под навесом, пили чай, закутавшись в колючие одеяла, и ждали, когда снова появится красавица Айгуль. Наступил рассвет, приключение стало казаться неправдоподобным и смешным. Утвердившись в том, что это массовые галлюцинации, вызванные долгим пребыванием в безлюдном месте и странной смертью нашего коллеги, мы успокоились, решили наверстать упущенное за ночь и разошлись по палаткам. Конечно, легенда, которую рассказала старуха, украденное ожерелье и наша фантазия, рисовавшая картины давно минувших событий, - все это могло сыграть с нами такую шутку, но почему мы видим все так одинаково? Ведь у каждого человека различное восприятие услышанного, различный багаж знаний и запомнившихся по-разному образов… С такими мыслями я наконец уснул и проспал до обеда.
Оставшаяся часть дня прошла в хлопотах. Мы занимались классификацией и раскладыванием материалов по коробкам и ящикам. Болат делал записи в журнал, фиксируя все вынутое нами из-под земли больше чем за месяц. Невольно чувствовалось - каждого гнетет, что вон под тем холмиком, завернутое в брезент, лежит тело нашего товарища, который совсем недавно добывал все эти бесценные для истории сокровища. Зачем ему понадобилось ожерелье? Что он хотел сделать с ним? Если продать, то кому? Кто кроме историков знал в те времена цену такой вещи? Это сейчас нашлись бы коллекционеры, которые отвалили бы за ожерелье не одну пачку "зеленых". Но тогда о таких людях я, по крайней мере, даже не слышал.
Мы улеглись позже обычного, так как выспались днем. Ребята предлагали перебраться к ним в палатку, но мне было стыдно признаться в трусости, а еще больше - лень перетаскивать постель.

Глава 4
"Повалилася словно сосенка…" Познакомимся поближе.
Неджентльменское поведение.

Правда по своей сути проста, поэтому
формы ее проявления  и выражения
тоже должны быть просты.

Было уже далеко за полночь, когда я начал дремать, все еще слыша ночные звуки степи. Где-то стрекотал сверчок, исполняя серенады даме сердца, "фить-пирю, фить-пирю" - усыпляла перепелка. Вдали завыл волк. Совсем рядом с палаткой пролетела ночная птица, тяжело махая крыльями. "Наверное, сова", - подумал я, проваливаясь в сон…
Опять завыл волк, но теперь ближе. Снова захлопали крылья. Птица билась прямо у входа в палатку, будто хотела проникнуть внутрь. Я проснулся и откинул край, прикрывающий вход. Пятнистая крупная сова метнулась в сторону и, глянув на меня большими круглыми глазами, исчезла в темноте. Невольно бросив взгляд в сторону полевой кухни, я как будто опять увидел знакомую фигурку. Веки были еще слишком тяжелы, чтобы можно было ясно разглядеть что-то, сон мешался с реальностью. Я хотел уже влезть обратно, но, глянув в том же направлении еще раз, мгновенно проснулся: в мою сторону двигалась Айгуль, держа руки вытянутыми вперед. Я вылез из палатки и вскочил на ноги. Девушка мгновенно оказалась в двух шагах от меня и начала тянуться к моей шее. Будто закованный в тяжелые рыцарские доспехи, я с трудом пятился назад. Мышцы с опозданием отвечали на сигналы мозга. Айгуль была совсем близко и пыталась схватить меня правой рукой за шею. С трудом удалось перехватить ее белое точеное запястье. Рука была холодна, как черенок лопаты на морозе. Несмотря на ужас, охвативший меня, я, однако, успел заметить, как красива девушка. Тонкие правильные черты словно вырезаны из белого холодного мрамора. Черные жесткие ресницы обрамляли длинные карие глаза, а верхняя губа по-детски капризно слегка вздернута кверху. Плечи девушки прямые и широкие, но не как у пловчихи или лыжницы, а нормальные по отношению к тонкой, стянутой мягким кожаным ремнем талии. Я видел ее настолько реально, что в другой ситуации обязательно выдал бы парочку сногсшибательных комплиментов. Сейчас же, потрясенный и перепуганный, боялся лишь одного - лишиться рассудка. Инстинкт самосохранения взял верх над кодексом джентльмена, и я кулаком свободной руки со всей силой ударил Айгуль в красивый овальный подбородок. К моему великому изумлению, физические законы действовали: я ощутил боль в костяшках пальцев, а девушка, запрокинув голову, упала на землю. "Повалилася, словно сосенка, словно сосенка во сыром бору, под смолистый под корень подрубленная…",- вспомнилась мне строчка из "Песни про купца Калашникова". Да и картинка была похожа на увиденную однажды иллюстрацию к поэме. Только вместо Кирибеевича на земле, заломив шею, лежала хрупкая девушка, а вместо купца стоял я со сжатой в кулак рукой.
Мне даже стало стыдно, но не надолго: девушка резко поднялась и со злобным выражением, исказившим прекрасные черты, снова бросилась ко мне, так же упорно протягивая руки в сторону моей шеи. На ее лице я не заметил и следа, напоминающего о "жестоком обращении с женщиной". Тут мне стало плохо, я потерял ощущение времени и пространства, в глазах начало темнеть, и, почти теряя сознание, я вдохнул полной грудью. Звуки и образы вернулись, а девушка исчезла, словно ее и не было вовсе. Оглядываясь по сторонам, я увидел первые лучи восходящего солнца и понял, что меня спасло только то, что наступал рассвет. "Как в романах о призраках и привидениях, - подумал я. - Это все богатая фантазия. Никакой Айгуль не было". Однако, направляясь к умывальнику, я почему-то продолжал оглядываться по сторонам.
Я ничего не рассказал ребятам о своем ночном кошмаре. И вообще решил меньше говорить об этом, полагая, что разговоры на такие темы и привели к тому, что всем стала мерещиться байская жена…
Вечером того же дня произошло еще одно неприятное событие.

Глава 5
"Короче, мне некогда". "Подельники" Нурлана. Ограбление. Милиция.  Сворачивание экспедиции.

От сорняка, проросшего в нашей  речи,
избавиться тяжелей, чем от сорняка,
засоряющего наши грядки.

Мы собирались ужинать, когда вплотную к лавке, на которой сидели мы с Болатом, подкатил зеленый УАЗик с брезентовой крышей. Из него вышли трое мужчин. Один из них, невысокий, полноватый, в очках, подошел к нам. Из-под жестких светлых волос по загорелому лбу стекали капли пота, заливая серые глаза с такими же светлыми, как и волосы, ресницами. Ему было лет сорок - сорок пять. Двое других - здоровые, спортивного сложения парни остались стоять у машины. Один из них, русский, стриженный наголо, разминался кистевым эспандером. Второй, казах, высокого роста, минимум метр девяносто, нагло смотрел в нашу сторону, поправляя короткую, под полубокс, стрижку.
- Короче, где Нурлан? - спросил мужчина, видимо, считавшийся старшим этой непрошенной делегации. Все предложения у него начинались со слова "короче".
- А зачем он вам?- поинтересовался я.
- Дурной тон отвечать вопросом на вопрос, - сурово сказал блондин и добавил: - Короче, мы помогаем ему с диссертацией, он должен был передать нам один предмет…
- Нурик погиб при невыясненных обстоятельствах, мы ждем милицию, - ответил я, догадываясь о каком предмете идет речь.
- Короче, это не меняет дела. Вы, так понимаю, здесь главный?
- Вообще-то, главный здесь Каиржан Ильясович, но он как раз уехал за милицией.
- Короче, Каиржан Ильясович в курсе. Я приехал за ожерельем, - потребовал незнакомец, нагло воспользовавшись тем, что я назвал имя руководителя.
Я, конечно, понял это и сказал, что не знаю ни про какое ожерелье и что им придется ждать главного.
- Короче, мне некогда, давай ключи и показывай сейф, - безаппеляционно заявил мужчина и, обернувшись к парням, стоявшим у машины, махнул рукой, предлагая присоединиться к беседе.
Беседа, к сожалению, не состоялась. Здоровенный казах выдернул меня с лавки, а второй, коренастый, сильно накачанный, двинул мне в солнечное сплетение. Удар был очень техничный - я трупом повалился на траву. Виктор с Болатом попытались восстановить справедливость и очень быстро улеглись рядом со мной.
У меня отобрали ключ. Похозяйничав в сейфе, бандиты сели в УАЗик и, по-английски, не прощаясь, укатили в неизвестном направлении.

На следующее утро, когда мы еще спали, приехали Каиржан Ильясович, Сергей и старший лейтенант милиции - молодой, лет двадцати пяти, сухой, высокий парнишка. Волосы у него были каштановые, а глаза удивительного зеленого цвета. Звали лейтенанта Серик.
- Каиржан Ильясович, нас ограбили! Трое, на "бобике", номеров не было! - бросился я к руководителю.
Тот кивнул, а лейтенант низким басом, не вязавшимся с внешностью, сообщил еще одну странную новость:
- Двое из них уже арестованы, а третий - мертв. Кто из них задушил его - выясняем. Правда, ничего пока не добились. Оба несут какую-то ахинею про девушку-привидение, которая якобы приходила к ним ночью, когда они ночевали в степи. Мол, это она убила товарища, заманив его на аудиенцию. Чушь какая-то…
- А ожерелье снова у меня, - добавил Каиржан Ильясович, - не знаю, что с ним делать. Думаю, надо бабку разыскать и отдать ей, пусть сама решает - у нее одной есть на него права.
Так мы и поступили. Когда разыскали старуху, в присутствии старлея отдали ей ожерелье. Она долго ругалась и грозила руководителю. Было ясно, что в его адрес сыплются упреки за то, что он не послушал ее сразу.
Айгуль никто из нас больше никогда не видел, мы облегченно вздохнули, и я надеюсь, что все участники, как и я, вспоминают эти события, как странный страшный сон…

- Выходит, Нурик был в сговоре с бандитами? - спросил кто-то из друзей у Тимофеича.
- По-видимому, так. Честно говоря, я не знаю этого наверное, но сделал такие же выводы.

Часть 9. Наследница Козыбая

Глава 1
"Главное - избавиться от старухи". Совет на кухне.
Неожиданная родословная.

Кроме памяти, существует еще
память крови. Как раз она и толкает
иногда на непонятные даже для нас
самих поступки.

Почти вся компания была в сборе. Не было только Талгата. Он добирался на маршрутке.
Водить машину он не умел и не любил, поэтому ее у него не было. Чтобы вы, уважаемый читатель, не заподозрили его в недостатке мужественности, скажу, что он, как и все парни того поколения, отслужил в армии и даже имел разряд по боксу. Да, согласен, редко встречаются мужчины, абсолютно равнодушные к автомобилям. Но ведь встречаются? Сам знаю пару-тройку таких индивидуумов.
Талгат сидел на заднем боковом сиденье "Газели". Все места были заняты, но водитель, как это часто бывает, "в погоне за сверхприбылью", брал всех, кто умел махать рукой. В общем, салон был забит пассажирами. За "Газелью", находившейся в плотном потоке машин, ехал старенький "паджерик" (в марках автомобилей Талгат разбирался). Сквозь слабую тонировку хорошо было видно находившихся внутри. На переднем сиденье, на руках матери сидел щекастый мальчишка лет пяти. Перспектива быть оштрафованными почему-то не пугала родителей. Стоило Талгату глянуть на малыша, как он начинал корчить рожи, оттягивая уши. Мать легонько шлепала малыша по рукам и смущенно улыбалась, глядя на Талгата, беззвучно шевеля губами. Наш герой улыбнулся, показал мальчишке язык и повернул голову в сторону движения маршрутки. Из-за стоявших между сиденьями впереди почти ничего не было видно, Талгат глянул через головы сидевших, и ему показалось, что на длинном сиденье вдоль водительской кабины, рядом с другими, лицом к нему сидит старуха, напугавшая его на даче, когда он задремал под яблоней. Он вскочил и начал пробираться вперед, тем более что приближались к остановке, на которой надо было выходить. Старая ведьма смотрела на него, прищурив глаза, потом отвернулась к лобовому стеклу, и лица ее стало не видно. Давление подскочило, кровь застучала в ушах.
- Степановна, - обратился Талгат к женщине и тронул ее за худое острое плечо. Когда вокруг было столько людей, он не чувствовал страха, как тогда, в пустом дачном поселке.
- Что такое? - обернулась старушка к незнакомцу. Нет, эта была вполне симпатичная пожилая женщина, совсем не похожая на колдунью.
- Простите, обознался, - смутился он и повернулся к двери…

Было восемнадцать двадцать, когда Талгат вошел в квартиру Германа. Владимир с Олегом сидели на кухне, на столе стояла батарея запотевших бутылок с пивом. Возле каждого лежала гора объедков вяленого леща.
Кухня была не очень просторная, но со вкусом отделанная и очень уютная. Мебель из массива ореха ярко контрастировала с белыми матовыми стенами. Плитка в рабочей зоне тоже была белая с редкими тонкими, едва заметными вертикальными полосками песочного цвета. Кухонная мебель, стол и стулья - все было выдержано в классическом, но без резьбы и пестрых тканей, стиле.
- Жутко извиняюсь, господа, за опоздание, - уселся на приготовленное для него место Талгат, поприветствовав собрание жестом Гагарина, когда тот сказал "Поехали". - Я смотрю, вы тут не очень без меня скучали - вы пришли рыбу жрать или пиво пить?
- Рады тебя видеть без петли на шее, - так же "ласково" встретил его Владимир приветствием пиратов, разбойничавших некогда на просторах мирового океана.
- Простите, сударь, руки не подаем - рыба жирная, - сказал Олег и для достоверности показал пальцы, вытирая их вафельной салфеткой. - Меня пытали, изверги - не давали пива, но я ничего не рассказал. Теперь слушайте. Я сам горю от нетерпения рассказать услышанное от Ильясовича.
Олег в подробностях рассказал все о карахайдарах-черенгерах, о Пузыре, Захаре и Светке. О том, как сгорела древняя копия черной доски, а поджигатель попал в психиатрическую клинику. Временами рассказ прерывался вопросами, тогда Олег успевал откусить маленький кусочек рыбы и запить его большим глотком холодного пива.
- Хороший сюжет для мистического фильма, - высказал свое мнение Герман, когда рассказчик закончил повествование словами: "Это все. Что теперь делать? Может, действительно сжечь доску, пока у нас самих все нормально с жестким диском?"
- Не знаю, как у кого, но мне сегодня, когда я ехал сюда, опять старуха померещилась, - сказал Талгат.
- Не хотел признаваться, - тихо промолвил Герман и так же тихо, как будто не очень хотел, чтобы его услышали, добавил: - Вчера, когда я с сыном в парке гулял, мне тоже показалось, что в глубине аллеи, на лавочке эта ведьма с мужиками сидела, а те в руках лопаты держали. Может, работники парка посадкой занимались, но мне они очень не понравились - все время, пока я видел их, смотрели в мою сторону.
- Надо что-то делать, господа, - уверенно сказал Талгат.
- Главное - избавиться от старухи. Чтобы избавиться от нее, мы должны понять, чего она хочет от Олега.
- У нас есть доска, которую нам подкинули, чтобы мы попали к Каиржану Ильясовичу и тот зачем-то рассказал нам ее историю, - включился в рассуждения Владимир.
- Значит, дело в символах? - сделал предположение Олег.
- А почему тогда академик не дал переписать их значения? - спросил Талгат. - Кстати, а ты ничего не запомнил?
- Я даже пытался записать вчера кое-что, пока память свежа. Сейчас, - Олег вышел в ванную, помыл руки и вернулся на прежнее место. Потом он достал из заднего кармана джинсов свернутый лист бумаги, вместе с ним выпала еще какая-то бумажка - это был номер телефона Шолпан.
- Я совсем забыл, господа! - воскликнул радостно Олег, как будто вспомнил про "уведомление о праве на наследство". - Я вчера с та-а-акой девушкой познакомился! Она у профессора подрабатывает, готовит, убирает. Шолпан зовут. Красавица, студентка, не комсомолка. Она мне номер телефона дала, сказала, знает, что мне делать.
- Ну, ты даешь! С этого надо было начинать! - воскликнул Талгат.
- С того, что красавица, или с того, что знает, что мне делать?
- Наверное, старик поделился с ней твоими проблемами или она банально подслушала, когда он с Тимофеичем говорил.
- Конечно, если только она тоже не ясновидящая какая-нибудь. Последнее время только и слышим про всяких ненормальных, - сделал предположение Герман.
- Норма - понятие относительное, - попытался разжечь диспут Владимир, но Герман не обратил внимания на его слова и предложил Олегу немедленно позвонить его новой знакомой…
Шолпан была свободна, согласилась взять такси и приехать по указанному адресу.

- Всем привет, - сказала девушка, войдя в кухню. И снова Олегу показалось, что в помещении стало светлей. Джентльмены бросились уступать даме место, Шолпан выбрала стул, на котором сидел Олег, а он потеснил сидевших на угловом диванчике Владимира и Талгата. Сначала поговорили на отвлеченные темы, поинтересовались насчет учебы. Когда пошли комплименты по поводу физических данных гостьи, Шолпан поставила на стол бокал с пивом, который так и не смогла осилить в течение получаса и громко сказала:
- Мальчики, я привыкла к комплиментам, скажу больше - они давным-давно приелись мне, так что не соревнуйтесь в красноречии. Пора говорить о главном, - милое смуглое личико девушки, посерьезнев, стало еще красивей.
Все замолчали в ожидании "главного".
- Я все знаю. Да, подслушала разговор Ильясыча с Тимофеичем. Я могу дать адрес целительницы, по-казахски таких называют "баксы" (с ударением на последнем слоге). Это не значит, что за свою работу она берет "зелеными". У нее нет прайс-листа, но бабка не промах - может потом попросить помощи, узнав, чем зарабатываешь на хлеб. Палку никогда не перегнет. Всем подряд не помогает. Только если видит, что человек действительно нуждается в помощи. Апа - моя дальняя родственница. Я напишу записку, она примет тебя.
- Она что, так хорошо помнит твой почерк? - спросил Олег.
- Ей этого не надо. Она видит, кто писал. Ты забываешь, что она не простая бабка.
- Она действительно что-то может? - засомневался Талгат.
- От ходоков отбоя нет. К тому же я сама была ее пациенткой, и моей подруге она помогла - у нее парень в армии погиб, так она потом семь лет не могла замуж выйти - каждому жениху являлся, пока тот не свихнется или не бросит ее. Предупреждаю: странная бабка, с ней невозможно нормально говорить, все какие-то загадки.
- Опять как в кино, - вздохнул Герман.
- Как в хреновом кино, - добавила Шолпан уже знакомое выражение, - но это правда.
Адрес, который дала Шолпан, продолжал тему "хренового кино" и звучал похоже на "поди туда - не знаю куда", а именно: девушка назвала область и район, но где могла быть в данный момент кочевавшая с пастухами апа, сказать не представлялось возможным. Искать ее надо было в Акбасарском районе, о котором уже говорилось в одной из глав.
- Мы уже слышали об акбасарских степях от Сергея Тимофеевича, - похвастался Герман. -  Он нам рассказывал легенду о древнем роде Козыбая, о том, что Ильясыч лично держал в руках ожерелье, сделавшееся яблоком раздора между двумя родами, и что он был знаком с последней представительницей рода Козыбая.
- Не может быть! - воскликнула Шолпан удивленно. Она так разволновалась, что даже снова присела на стул, хотя уже стояла в дверном проеме, собираясь уходить.
- Значит, Каиржан Ильясович знаком с моей бабкой или прабабкой, не знаю, кем она мне приходится! Поистине, ничто в этом мире не случайно! Кстати, джигиты, перед вами - представительница этого древнего рода. - Шолпан встала и, словно манекенщица, демонстрирующая наряд, несколько раз поменяла позу. - Прошу любить и жаловать. Так что бабка Жания - не последняя, хотя она и дальняя, но родственница.
- А сколько же ей лет сейчас? Если профессор видел ее еще молодым, а ей тогда уже было за восемьдесят….
- Последний раз я была у нее в прошлом году. Верхом она, конечно, уже не ездит, но передвигается без посторонней помощи, и даже очень резво. Говорят, ей  больше ста лет, сколько точно - никто не знает.

Герман вызвал такси, а Олег проводил девушку до машины и сразу рассчитался с водителем.
- Спасибо тебе, Шолпан, - сказал он на прощанье.
- "Спасибом" не отделаешься, - улыбнулась Шолпан и протянула парню руку. - Когда пообщаешься с моей бабкой, обязательно позвони.
Олег взял ее тонкие длинные пальцы в свою ладонь и легонько пожал. Как-то странно и сладко защемило при этом сердце.

Глава 2
"Ты что, сопляк?! Я тебе уши надеру!" "Резиденция" бабки Жании. Очень близкое знакомство с пациентами.

Чтобы освободиться от собственных
комплексов, нужно время. Иногда на это
может уйти вся жизнь.

Опустим подробности трудовой недели и начнем с того, что четверо приятелей запаслись всем необходимым и отправились в Акбасарский район на поиски баксы по имени Жания.
Асфальтированная трасса почти вся была неплохая, и компания часа за четыре добралась до города. Теперь предстояло выяснить, в какой стороне располагаются пастбища. Герман сам был родом из Акбасара, правда, увезли его, в связи с переездом, в раннем детстве, и поэтому он совершенно не знал города. Дорога привела к железнодорожному вокзалу. Опросив нескольких случайных прохожих, более-менее определились, с чего надо начинать поиски. Въехав в частный сектор, принялись расспрашивать хозяев домов, где явно держали домашний скот.
Действительно, ничего не бывает случайно - старик в маленькой зеленой тюбетейке догадался, кого они ищут. Невысокий, с острой длинной бородой, пожилой казах удивительно походил на сказочного старика Хоттабыча. Казалось, что сейчас он вырвет волос из бороды, скажет: "Трах-тиби-дох", и таинственная целительница сама появится перед ними.
- Надо ехать прямо, туда, - показал он направление. - Будет мост и речка, возле речки дорога идет…- начал он объяснять на русском языке, но потом похлопал Талгата по руке и продолжил объяснение уже по-казахски. Талгат кивал головой и подтверждал то, что он понял словами "жяксы" и "жярайды".
- Рахмет, аксакал. Мен бельмейм, - сказал он старику на прощание и пожал его руку двумя своими.
Приняв гордую осанку, как положено штурману, Талгат сел рядом с водителем и молча, академическим жестом вождя пролетариата указал направление "верной дороги", по которой необходимо двигаться "товарищам".
Акбасар - небольшой провинциальный городок, так что очень скоро машина выехала на просторы казахской степи.
Дорога долго шла вдоль берега реки. Выбрав удобное место, "девяносто девятая" остановилась - решили искупаться. День стоял жаркий и безветренный. Черная пластиковая панель приборной доски покрылась слоем пыли - боковые стекла были полностью опущены. Реку будто подогрели кипятильником, место было неглубокое и неширокое. Спокойная, почти недвижимая гладь воды лишь иногда покрывалась мелкими воздушными пузырьками или разбегавшимися от середины кругами, которые возникали при появлении легких, почти невесомых, жуков водомеров.
- Жаль, удочку не взял,- вздохнул Олег.
- Мы что, на рыбалку за столько верст ехали? - удивился Талгат, снимая кроссовки, - ты уже порыбачил как-то, потом сутки тебя искали.
Пока Талгат, Герман и Владимир купались, Олег, быстро окунувшись, набрал ведро теплой зеленоватой воды и добавил в нее специального моющего средства. Вода немного вспенилась и приятно запахла свежим лимоном. Протерев влажной тряпкой панель, внутреннюю облицовку дверей и остальные пластиковые детали салона, Олег выплеснул из ведра на диск переднего колеса и присоединился к товарищам.
Перекусили и поехали дальше. В какой-то момент река плавно повернула налево от дороги, и путники оказались посреди идеально ровного, поросшего разнотравьем поля. Чем дальше отъезжали от жилья, тем больше дорога обрастала низкой жесткой травой, зато пыль теперь не летела в салон автомобиля. Голоса тысяч насекомых сливались с шумом работающего двигателя.
Примерно через полтора часа на горизонте затемнели колеблющиеся в расплавленном воздухе силуэты пасущихся животных. Издалека они сливались в сплошную черно-коричневую линию. По мере приближения формы и цвета обретали ясность, линия начинала делиться на совершенные по своей пластике лошадиные фигуры. Ощущение настоящей природной красоты и свободы переполнило души наших героев. Отчего-то стало чисто и легко на сердце, как когда-то в далеком безвозвратном детстве…

Хозяин юрты, загорелый чабан примерно тридцати лет, разлил свежий охлажденный кумыс по пиалам и принялся расспрашивать случайных гостей о том, кто они, откуда и какова цель поездки. Когда услышал о том, что друзьям нужна апа Жания, он усмехнулся, вытер усы и бороду ладонью, потом вышел наружу и закричал звонким, поставленным как у певца, голосом:
- Гуля! Иди сюда, тут люди бабку Жанию ищут!
Через пару минут он вернулся с высокой худенькой женщиной, тоже лет тридцати. В отличие от сильно загорелого мужа, кожа лица и рук ее была белой, как будто имела невероятную способность отражать жгучие ультрафиолетовые лучи.
- Ой, ребята, "апашка" такая вредная стала - хорошо если просто выгонит, а то еще и собак спустит. К ней многие ездят, многие ни с чем и возвращаются.
- У нас записка есть, от ее родственницы, Шолпан зовут, обещала, что такой документ имеет силу пропуска.
- Вы Шолпанку знаете?! - удивилась Гуля. - Как она там?
Поговорили о Шолпан, о жизни в большом городе. Потом о жизни на пастбище. Постепенно разговор перешел на политику, в общем, как всегда.
Когда попрощались с Гулей и Абаем, было почти пять вечера. Теперь предстояло ехать по степи, без дороги. Поле почти не имело ям и кочек, тем не менее, двигаться стали медленней, так как слово "почти" означает, что кочки и ямки все же попадались, и конечно, в самые неожиданные моменты. Ориентиром служила высоковольтная опора, постепенно вырастающая на горизонте.
До опоры не доехали - справа, как из-под земли, сразу вырос огромный табун лошадей. Видимо, в этом месте была низина - как-то слишком быстро открылась панорама. Трава здесь казалась зеленей и гуще. Рядом с табуном паслось небольшое стадо баранов и десятка полтора ярко-рыжих и коричневых коров.
Друзья сразу заметили "резиденцию" баксы Жании. Неподалеку от расшитой орнаментом юрты стояло пять легковых машин. Среди них выделялся большой, цвета слоновой кости внедорожник. Некоторые автомобили накрыли чехлами, другие ослепительно блестели, отражая беспощадные солнечные лучи. В стороне от этой, сразу бросающейся в глаза юрты, стояли еще две. Обе - меньших размеров, спокойной серо-коричневой расцветки. Под навесом, накрытым камышовыми матами, стоял деревянный стол - метра два длиной. Поверхность столешницы была обтянута клеенкой с рисунком в мелкий частый цветочек, кое-где на клеенке виднелись разрезы от неаккуратного обращения с ножом. Края этих "резаных ран" прижали стекольными гвоздями. Две толстые свежеоструганные доски лежали на подставленных под них пеньках и служили лавками. Рядом с навесом стояла буржуйка в виде бочки с трубой. Труба была приварена близко к краю, а на свободной поверхности разместились кастрюля и чайник. В метре от большой юрты виднелось что-то похожее на вольер для собак - каркас из деревянного бруса, обшитый сеткой рабицей. Дверь была открыта, вольер пуст - это успокаивало: никто не стал сразу же травить приехавших волкодавами.
"Девяносто девятая" припарковалась рядом с другими машинами. По соседству стоял ВАЗ 2106. Из душного, нагретого солнцем салона доносился звук легкой музыки. Дверь с водительской стороны была открыта, тучный вспотевший мужчина лет пятидесяти кивнул вновь прибившим и спросил, почти не шевеля пухлыми губами:
- К бабке?
Незнакомец выставил ноги наружу, оставаясь сидеть на сиденье, потом наклонился и полил себе на голову из полуторалитровой пластиковой бутылки. Темно-каштановые, коротко остриженные волосы заблестели мелкими капельками. Обтерев лицо и руки полотенцем, мужчина протянул руку Талгату и представился:
- Ермек.
Парни вышли из автомобиля и по очереди поздоровались за руку с новым знакомым, называя свои имена.
- Я вчера еще приехал, - Ермек старался говорить тихо: на заднем сиденье крепко спал мальчишка лет шести. - Внука привез, - еще тише добавил он. - Джигит растет, да вот беда: писается, врачи ничего сделать не могут. Мне посоветовали к Жании обратиться, говорят, поможет. Пойдемте под крышу, - предложил мужчина, - можно чай попить.
Когда уселись по лавкам, как по заказу, солнце спряталось за боль¬шим ватным облаком, и даже слегка подул ветерок. Дышать стало легче.
Пока пили свежезаваренный чай, узнали, что целительница ушла в степь за травами. Сегодня должна вернуться, но что-то пока ее не было.
- Это ее юрта?- спросил Герман.
- Нет, это "отель" для гостей, - улыбнулся Ермек. - Мне пастух все рассказал. Сама она живет вон в той, - указал он на одну из юрт поскромнее. - И больных там же принимает.
Слово "больных" обидно кольнуло Олега, и он спросил:
- А она только болезни лечит или сглаз, порчу тоже снимает?
- Она все лечит. Мне жена чабана рассказала: к ней женщина приезжала от порчи лечиться. На ее семью кто-то наслал. И не простую порчу, а порчу "на смерть". Это страшный заговор. У этой женщины мать умерла, потом отец, хотя всю жизнь на здоровье не жаловались. Вот когда сестра заболела и сама она уже еле ноги таскала, посоветовали к баксы обратиться. Три дня здесь жила. Когда уезжала, бегать начала. Это они с сестрой бабке юрту подарили.
- А что внук в машине парится, а не в "гостинице", там прохладней, наверное? - поинтересовался Владимир.
- Видишь, "Туарег" стоит?- показал Ермек пальцем на дорогой внедорожник. - Козлы какие-то приехали, тоже вчера, после меня. Со вчерашнего дня и бухают.
- Может, поговорим? - предложил Герман.
- Не стоит, парни, - успокоил Ермек, - мутные типы какие-то, и ствол, по-моему, у них есть…
Мужчина не успел договорить, как из гостиничной юрты вышли два крепких накачанных парня. Один был казах, невысокий, не больше ста шестидесяти сантиметров ростом, но очень широкоплечий, с огромными мышцами. Второй - русский, выше своего товарища на голову, мышцы его рядом с первым казались не такими огромными, но зато более рельефными. В общем, ребята явно были в хороших отношениях со штангой и гантелями.
Парни подошли к сидевшим под навесом.
- Ассалям алейкум, джигиттер, - сказал тот, что был ниже ростом, и с наглым видом уселся на лавке.
- Привет, - сказал второй и поинтересовался: - Тоже проблемы?
Парни явно были выпивши. Видимо, общение в своем тесном кругу наскучило им, и захотелось поговорить со "свежими" людьми; было видно, что разговор с ними не предвещает ничего хорошего.
- Сюда все с проблемами едут, - ответил Герман тоном, говорившим, что вопрос этот - праздный. "Все равно скандала не избежать", - догадывался он.
- А ты че так разговариваешь? - сразу прицепился коренастый с бицепсами размером с голову.
- Тохта, парни, - хотел затушить разгорающуюся искру Талгат, - давайте чаю попьем, вы нас не знаете, мы вас не знаем. Что сразу кипишь устраивать?
- А ты че, блатной, что ли? - перекинулся здоровяк на Талгата и вскочил со своего места. - Че мне тебя знать?!
Мутные белки карих глаз налились кровью, как у быка на корриде. Все, за исключением Ермека, поднялись с лавок, а Олег отошел к машине и вернулся с монтировкой.
- Ты что, сопляк?! - закричал русский,- я тебе уши надеру!
- Если дотянешься, - спокойно ответил Олег и продемонстрировал оружие самозащиты, резанув воздух монтировкой.
- А че, "раз на раз", "очкуете"? - уже спокойней спросил казах. - Давай, с любым, - отвернулся он в сторону и эффектно сплюнул сквозь зубы.
- Давай, - сказал Герман и начал выходить из-за стола.
- Смотри, какой выбор, - Талгат тоже перешагнул через лавку и щелкнул суставами пальцев, разминая кулаки.
- А со мной слабо? - неожиданно для всех спросил толстый Ермек и через стол толкнул здоровяка в плечо. Тот вспыхнул от гнева и резким движением правой руки нанес боковой удар, стараясь попасть в голову. Толстяк так же быстро отклонился назад, тоже правой отвел руку нападающего, как бы продолжая его движение в сторону, и одновременно, вкладывая весь вес, ударил левой рукой ниже уха, в челюсть. Послышался глухой звук; качок, продолжая двигаться в заданном направлении, упал через лавку. Это был чистый нокаут.
Наступила тишина. Зрители стояли, как завороженные - никто не ожидал от толстого, неуклюжего на вид мужчины такой ловкости.
Товарищ поверженного опомнился и бросился к Ермеку, который обходил стол, направляясь к лежавшему оппоненту, дабы справиться о его здоровье. Герман выскочил навстречу высокому красавцу и встал в боксерскую стойку. Парень тоже принял левостороннюю стойку, вытянув вперед полусогнутую руку, и приподнял плечо, прикрывая челюсть. Он был выше Германа и тяжелей, так что, выражаясь языком профессионалов, противники находились в разных весовых категориях. Высокий выполнил серию мощных ударов, но движения его были не очень резки и достаточно предсказуемы, поэтому Герман смог уклониться и, отбив последний прямой в голову, сделал шаг вперед с разворотом, оказавшись сбоку противника. Мгновенно воспользовавшись ситуацией, нанес короткий удар по корпусу, попав атлету в почку. Нормальный человек ни за что не выдержал бы такой боли, но соперник нашего героя, сделал выдох, похожий на стон, и наотмашь выбросил руку в сторону. Теперь Герман, в свою очередь, получил сильный удар в голову и, потеряв ориентацию, упал на одно колено. На долю секунды помутилось сознание, он чуть было не получил ногой, но успел кувыркнуться через голову и избежал, возможно, рокового, удара.
Бой шел с переменным успехом. В это время пришел в себя затеявший драку здоровяк. Видимо, "компресс" пошел ему на пользу, потому что, встав на ноги при помощи Ермека, он крикнул своему товарищу:
- Хорош понтоваться, Андрюха! Завязывайте, пацаны!
"Пацаны" не обращали на крики никакого внимания и продолжали драку. Неизвестно, чем бы все закончилось, если участники инцидента не услышали вдруг звуки приближающегося собачьего лая. Голоса были тяжелые и низкие - явно не фокстерьеры и не болонки. Со стороны пастбища приближались три огромных собаки размером с месячного теленка. Настроены они были очень недружелюбно. Шагах в двадцати позади желто-белых зверюг шла женщина с мешком на плече - ярко выраженный национальный стиль одежды и немного сгорбленная под тяжестью лет фигура выдавали в ней ожидаемую всеми целительницу.
Старуха громко крикнула на собак. Те сбавили скорость, потом вернулись к ней и забежали за спину. Медленно они шли позади хозяйки, глядя в сторону присмиревших гостей.
Бабка закрыла собак в вольере, а сама подошла к мужчинам, которые начали виновато кланяться и торопливо здороваться со старой женщиной, словно пришедшей к ним из позапрошлого века. Лицо и руки женщины избороздило множество морщин, кожа была сухая, желтовато-коричневого оттенка и казалась такой тонкой, что можно было легко порвать ее, просто ущипнув. Но вот глаза… Они были странно молоды, и, несмотря на то, что старуха постоянно щурилась из-за проблем со зрением, в них горели ум и невероятная жизненная энергия. Олегу даже показалось, что он где-то видел эти озорные огоньки, вспыхивающие в глубине бездонных темных глаз.
- Отырмыздар, - скомандовала бабка, как учитель в школе. Мужчины уселись на лавке рядом друг с другом. Апа села напротив.
- Кто жаман сделал драку? - начала бабка допрос, с трудом составляя предложения из русских и казахских слов. Команда провинившихся молчала.
- Сен, - каким-то образом угадала она, показав резной тростью ручной работы на затеявшего ссору здоровяка.
- И ты, - ткнула она в сторону его напарника. - Последний заходить, - вынесла она приговор и поковыляла в свою юрту.
В этот день бабка так и не начала проводить прием. Все сидели и ждали команды девчушки - дочери чабана, которая постоянно бегала то с кастрюлькой, то с чайником, выполняя задания своенравной старухи. Две жесткие черные косички мелькали перед глазами, как ласточкин хвост. Когда начало темнеть, "секретарша" вышла из юрты и крикнула:
- Идите спать, завтра утром, в пять, заходят мужчина с мальчиком. Кто следующий - я скажу!

После "официального знакомства" примирившиеся стороны, включая мужчину с мальчиком, дружно разместились в яркой зелено-желтой юрте. Была распита последняя бутылка водки, оставшаяся у спортсменов после почти суточного "употребления". Поужинали общими продуктами, выложенными на низеньком круглом столике в центре большой вместительной юрты.
- А как с бабкой рассчитываться, кто-нибудь знает? - спросил Олег во время ужина.
- Я у дочки чабана спрашивал, она сказала, что тазик стоит возле двери, платком накрытый. Когда выходишь, сверху на платок кладешь деньги.
- А сколько надо?- поинтересовался коренастый качок, которого, как оказалось, звали Омарбеком.
- Кто сколько кладет. Кто - сотку, кто - штуку. В общем, кто сколько может. Но меньше сотки обычно не дают…

Пили чай со свежеиспеченными баурсаками, которые принесла шустрая девчушка. Баурсаки - это почти то же, что пончики - пышные и румяные. Познакомившись с друзьями ближе, Омарбек с Андреем стали вести себя как воспитанные и даже очень обходительные молодые люди, особенно после того, как узнали, что Талгат наш имеет высшее юридическое образование и работает в частной адвокатской конторе.
- Да, сейчас многие попадают в сложные ситуации оттого, что оценивают человека только по стоимости его автомобиля, - улыбаясь, сказал Герман, когда заметил, как изменилось поведение недавних забияк.
- Если ты о моей тачке, - сказал Андрей, - у меня были такие времена, что на хлеб последние деньги из автомобильной пепельницы выгребал. У меня тогда еще такая же, как у вас "девять-девять" была. - Он имел в виду машину Олега. - Сам поднялся, родители у меня из пролетариата. Вот сейчас с Омарбеком крутимся, нашли тему. Нет, без криминала, - глянул он на Талгата.
Было около двенадцати часов, когда Ермек уложил внука спать, привычно подложив под простынь клеенку.
- Слушай, брат, а ты где удар так поставил? - спросил его коренастый амбал, когда тот вернулся к достархану.
- Да-а-а, когда-то боксом занимался, - скромно ответил заботливый дедушка.
- У тебя какой разряд? - не отставал Омарбек. - Взрослый?
- Вообще-то я "камээс", пацаном еще "на Союзе" выступал в средней весовой.
- Ни фига себе! А че сразу не сказал?! - удивился парень.
- Во-первых, ты не спрашивал, а во-вторых - это бы не помогло, разве нет?
- Наверное, - опустил глаза качок. - А сейчас чем занимаешься, тренируешь?
- Нет, я в двадцать восемь бокс бросил, иногда грушу колочу. Навыки остались. Тебе должно быть знакомо понятие "мышечная память", раз ты занимаешься.
- Конечно знаем, - вступил в разговор его товарищ. - А что бросил, травма, наверное?
- Можно сказать, травма. Только - моральная. Даже психическая.
- А что случилось, можешь рассказать? - попросил Андрей.
- Может, правда, расскажешь, а то спать совсем не хочется, - поддержали другие.
- Не думаю, что этот рассказ подействует на вас как колыбельная, - усмехнулся Ермек. - Как бы вам потом тоже не пришлось от энуреза лечиться…

Часть 12. Раздвоение реальности

Глава 1
Американский кантри. "Дип Перпл", "Металлика" и "Всадник без головы".

Наше сознание анализирует и
пытается придать смысл всему,
даже бессмыслице.

Моего товарища звали Семеном. Вообще-то имя его Виктор, а фамилия - Семенов. Так что звали его Семеном. Если бы фамилия у него была Викторов, а имя - Семен, тогда его, конечно, звали бы Витькой. Мы учились на третьем курсе техникума и были из разных городов. Мест в общежитии на всех не хватало, и мы жили на квартире.
Дом, в котором мы снимали комнату, находился на окраине городка. Прямо за огородом протекала река, так что забор возвышался над крутым обрывом. Когда мы выходили покурить, то, облокотившись на штакетник, могли наблюдать за плескавшимися в воде утками, сверкавшими темно-синими перламутровыми перьями.
Вход в наше жилище был отдельный, и, чтобы попасть к себе, приходилось обходить вокруг дома по узенькой бетонной отмостке. Дверь в изолированное помещение сделал проживавший здесь когда-то сын нашей хозяйки, в молодости страшный пьяница и гуляка. Когда его выгнала жена, пришел жить к матери и, чтобы чувствовать себя независимым и иметь возможность приводить в гости друзей и подруг, устроил себе отдельный вход. Комната не сообщалась с остальным домом, а на том месте, где когда-то была дверь, сын выложил камин, которым мы очень гордились и использовали как приманку для девчонок. Камин по тем временам был невидалью, тем более в Казахстане. Зимой, правда, приходилось загораживать его листом фанеры - из открытого топливника страшно сквозило, нагоняя холод. Но зато, когда мы изредка разводили огонь, в комнате становилось очень уютно и даже несколько романтично.
Комната была небольшая, в ней помещались только две кровати с журнальным столиком, на котором мы готовили домашние задания и устраивали "банкеты". Между кроватями и камином оставалось не более двух квадратных метров свободного пространства. Стена напротив камина представляла собой одно большое окно с видом на соседние дома, стоявшие через дорогу, по которой очень редко проезжали автомобили. Лишь сантиметров сорок под окном были выложены из красного неоштукатуренного кирпича. Остальные стены бывший жилец оклеил полосатыми обоями болотного цвета, которые с огромным трудом смог достать с помощью знакомой подружки-товароведа. Над моей кроватью висели вырезки из журнала "Советский экран" с фотографиями Олега Видова в роли Мориса Джеральда из фильма "Всадник без головы". А напротив, над кроватью Семена, красовался Гойко Митич с непроницаемым взглядом Зоркого Сокола. В общем, по тем временам, наш интерьер в стиле кантри был очень необычным. К тому же шторы были подобраны очень даже со вкусом, необычным для провинциального городка. Возле окна, на табурете стояла еще одна наша гордость - большой катушечный магнитофон, колонки висели на стенах по углам. Семен увлекался рок-музыкой: в его коллекции были записи с концертами таких знаменитостей, как "Биттлз", "Роллинг Стоунз", "Дип Перпл", и даже первые альбомы знаменитой "Металлики". Хозяйка, пустившая нас на постой, была глуховата, но когда мы с Семеном наглели по причине своей молодости и обои на стенах начинали потрескивать от слишком громкого звука, раздавался стук в стену, и музыка становилась тише.
Стояла теплая летняя ночь. Луна, как сегодня, была полной и яркой. Мягкие матовые лучи проникали сквозь тонкую ткань штор, в комнате было довольно светло, словно мы находились в том регионе, где бывают белые ночи. Спал я тревожно и часто просыпался, не осознавая в полудреме, где сон, а где явь. Непонятная тревога рисовала бессмысленные картинки, смысл которых, ясен только до тех пор, пока полностью не проснешься.
Я беспрестанно ворочался и, когда в очередной раз повернулся на левый бок, то увидел сквозь пелену неплотно сомкнутых век Семена, стоявшего возле своей кровати: глаза открыты и смотрят прямо перед собой тупым невидящим взглядом. Он то появлялся, то исчезал из моего сознания, сменяясь другими неясными видениями. На какое-то мгновение мысли прояснились, и я увидел, как мой товарищ направляется к выходу, вытянув перед собой руки. Что-то жуткое было в этой сцене, но я не проснулся полностью, а лишь тихонько окликнул Семена. А может, и не окликнул, а только собирался.
Он не обратил на меня никакого внимания и медленно, очень медленно открыл дверь и вышел. "В туалет приспичило", - успел подумать я и провалился в глубокий, все такой же тревожный сон.

Глава 2
"Спокойно, это просто сон". Что же все-таки правда?

Не всегда можно верить даже
себе. Что же говорить о том, чтобы
верить кому-то?

Утром, когда проснулся, обнаружил, что Семена нет, а вся его одежда висит на стуле. Я решил, что он ушел умываться, хотя это на него не было похоже, так как он всегда лежал "до последнего" и мне приходилось громко петь или читать Маяковского, чтобы вывести приятеля из себя и заставить покинуть постель.
Семена не было нигде. Баба Настя тоже не видела, чтобы он уходил. Она вставала очень рано и хлопотала на кухне, возле окна, мимо которого нельзя было пройти незамеченным. Да и как он мог уйти - в одних трусах?! Мы с бабкой не на шутку разволновались и уже начали думать о том, какие меры принимать для поисков пропавшего, когда раздался стук в дверь и на пороге появился виновник, сопровождаемый участковым инспектором.
- Ваш лунатик? - обратился полный пожилой лейтенант, явно мечтавший примерять погоны старлея.
- Наш, наш! - обрадовались мы и пригласили участкового на чашку чая.
- Спасибо, некогда. И так возился полночи, пока он в себя пришел и объяснил, кто такой. Я думаю, парень, к врачу тебе надо, - обратился он к Семену. - Слышал про такое, говорят - лечат. Ну, бывайте, - попрощался седой лейтенант. От улыбки его и без того узкие добрые глаза сделались похожими на щелочки.
Семен стоял в одних трусах - участковый забрал свой китель, который был накинут на плечи парня. Вид у блудного постояльца был очень странный. Казалось, что он полностью погружен в себя и не осознает до конца, где он и чего от него хотят. Сколько мы ни тормошили его и ни взывали к совести, он так и не удовлетворил нашего любопытства по поводу ночных похождений.
- Извините, - произнес он  не свойственную для него фразу. От него скорей можно было ожидать, что он пошлет нас куда подальше, но никак не "извините". После столь оригинального для данного индивидуума изречения он выскочил из кухни и побежал вокруг дома в съемную комнату, сверкая голыми ляжками.
До самого вечера мне так и не удалось узнать о ночных приключениях товарища. Тот только отнекивался и словно избегал меня, находя каждый раз новую причину, чтобы отложить разговор.
Мы смылись с последней пары и, купив две бутылки "Рислинга", отправились домой. Но еще до самого вечера нам так и не удалось выкроить времени для задушевной беседы. Сначала по приказу бабы Насти отбывали "трудовую повинность" на огороде, занимаясь поливом и прополкой. Потом просто необходимо было выполнить работы по черчению - это был "хвост", и завтра оставалась последняя возможность от него избавиться. Когда спала жара, позанимались гантелями, искупались и только к десяти часам вечера наконец разлили по первому бокалу приятного кисловатого вина.

- Прежде чем я начну свой рассказ, - торжественно произнес Семен, - я должен взять с тебя клятву, что, во-первых, ты не будешь смеяться, а во-вторых, все останется между нами.
- Могила, - пообещал я, сгорая от нетерпения. Семен налил еще по трети бокала, не соблюдая этикета, без тоста и непременного "чоканья", одним глотком выпил и приступил к повествованию.

Я проснулся оттого, что играла музыка и кто-то звал меня по имени.
- Витя, Витя, - слышал я откуда-то издалека женский голос. - Иди ко мне, - звал он меня ласково. Голос был незнакомый, тихий и будто обещающий сообщить что-то очень важное для меня. Несмотря на кротость и ласку, слышавшиеся в этом голосе, мне почему-то было очень жутко и совсем не хотелось никуда идти. Однако ноги сами повели меня, как будто знали, куда именно следует нести непослушное тело. Я вышел из дома и не узнал нашего двора. Я находился в совершенно незнакомом месте. Все здесь было непривычно и незнакомо. Даже расположение дома относительно земельного участка поменялось. Оглядываясь по сторонам, я вдруг увидел, что и дом, из которого вышел, совсем не тот, в котором мы живем. И стоит он в зарослях старых плодовых деревьев, которых никогда не было на участке бабы Насти. Было очень темно. Я не видел ни одной звезды. Луны тоже не было. Я скорее ощущал окружавшее меня пространство, чем видел. Тут я снова услышал музыку и зовущий меня голос. Я пошел на него. Вскоре наткнулся на забор и каким-то локаторным зрением увидел штакетник, разбегающийся в разные стороны и теряющийся в темноте. Голос и музыка доносились откуда-то издалека, и я пошел вдоль забора, надеясь отыскать калитку. Чем дальше я уходил, тем труднее было разглядеть забор, вдоль которого я двигался, а в какой-то момент он просто исчез. Рядом я увидел очертания крыш, пошел на них и наткнулся на невидимую преграду. Ощупывая то, что остановило меня, я понял, что это все тот же забор. Но я не видел его! Я чувствовал пальцами шершавую поверхность деревянных реек, даже шляпки гвоздей, но самого забора не было. Я напряг зрение, и мне удалось разглядеть воду под ногами, будто я стоял на дне неглубокого ручья. Но ручья тоже не было! Я обнаружил это, встав на колени и почувствовав ладонями сухую жесткую траву, растущую вдоль невидимого забора. Я стал продвигаться как слепой, касаясь руками штакетника и вдруг нашел калитку. Со скрипом повернулась она на несмазанных петлях и пропустила на другую сторону невидимого мира.
- Витя, Витя, иди ко мне, - звал меня голос, сопровождаемый музыкой, стиля и направления которой я никак не мог разобрать. Сколько ни шел я на зов, он как будто держался от меня на одинаковом расстоянии.
Неожиданно стало светлее - на небе загорелись звезды и появилась полная луна. Вокруг меня был дачный поселок. Но как я мог здесь оказаться?!
Двигаясь по неширокой улице, я со страхом и удивлением озирался по сторонам, пока не налетел лбом на что-то невидимое. Я не видел того, на что я наткнулся - перед глазами была все та же улица, заканчивающаяся тупиком из зарослей кустарника. Скорее всего, дорога поворачивала в каком-то месте. Ощупывая пространство перед собой, я обнаружил разогретую за день кирпичную стену, пошел вдоль нее и снова больно ударился обо что-то голенью.
Я пробовал закрывать глаза и двигаться исключительно на ощупь, но не было никакой разницы - картинки стоявшие передо мной, не исчезали. Я ощутил сумасшедший страх, когда понял, наконец, что все, что я вижу, совсем не то, чем является на самом деле.
"Спокойно, это просто сон", - убеждал я себя, но ощущения убеждали меня в обратном. Холодная поверхность бетонных ступеней, которых я не видел, но осязал руками, уходила вверх. На четвереньках я начал подниматься по ним, но видел перед собой все тот же забор и длинную дачную улицу. Гладкие бетонные ступени, ночная прохлада и лунный свет - вот что казалось наиболее реальным. "Так что же все-таки правда? - ломал я голову, - то, что вижу, или то, что чувствую?"
Вдруг музыка стала громче и начала приближаться. Свет фар легкового автомобиля неожиданно ослепил глаза. Машина мчалась прямо на меня! И тут я узнал музыку - это была композиция "Металлики" - "Master of pupрets"…

Глава 3
"Кто же это на самом деле?" Раздвоение сознания.
Неужели снова Степановна?

Не все в нашей жизни объясняется физическими
законами, не все подчиняется основным инстинктам
и даже логике. А может быть так:
когда забыть нельзя, запомнить невозможно?

Услышав это, Герман вздрогнул, а Талгат, Владимир и Олег воскликнули хором:
- Что-о-о?!
Рассказчик удивленно посмотрел на своих новых знакомых:
- Что такое? Чему вы так удивились?
Друзья, ошеломленные услышанным, не знали, что ответить. Ощущение массового психического расстройства словно невидимым покрывалом накрыло сознание. Они переглядывались, выпучив глаза, и ничего не отвечали.
Ночь, таинственная романтичная обстановка оправдывала необычные поступки. Омарбек не сильно обеспокоился выходкой наших героев и после некоторой паузы продолжил рассказ от имени своего товарища:
- Машина мчалась так быстро, что я не успел отскочить в сторону, а только зажмурился и сжался в комок, ожидая ужасных последствий, но музыка проскочила сквозь меня и начала удаляться. "Значит, это не реальность, - решил я, - я на ступенях - вот что правда". Так я взбирался все выше и выше. А видел только, как ползу на четвереньках по грунтовой дороге. Теперь я особенно не старался цепляться за видимые предметы, больше полагаясь на ощущения рук. Тут произошло и вовсе невероятное - зрительные и тактильные ощущения поменялись местами! Я увидел, что мои колени стоят на ступенях грязного темного подъезда, а руки чувствовали накатанные автомобилями колеи с травой между ними. Я посмотрел вверх и увидел над головой чердачный проем с открытой крышкой, а руками ощутил ствол дерева, возникшего на моем пути. Высоко-высоко в черном небе горели яркие звезды. Я ухватился за невидимую ветку, которую нащупал вытянутой вверх рукой и подтянулся слабеющими мышцами. Глазами же я увидел, что приближаюсь к чердачному проему, взбираясь по металлической лестнице. Теперь мои руки чувствовали шершавую поверхность ветвей, а глаза видели перекладины пожарной лестницы. Музыка удалялась, а голос, звавший меня, доносился сверху.
Голос был уже рядом, и, когда до проема оставалось несколько сантиметров, в нем резко показалась женская голова со свисающими вниз распущенными волосами. Волосы коснулись моего лица, но почувствовал я, как меня обдало потоком сырого ветра. Большие черные глаза, длинные ресницы и выразительно очерченные губы. Каштановые волосы волнистыми локонами падали вниз, словно горный ручей - я почувствовал сырую прохладу. Несмотря на милые черты, лицо, внезапно показавшееся в проеме, настолько испугало меня, что я чуть не сорвался, уж и не знаю с чего: то ли с лестницы, то ли с дерева. Молодая женщина казалась слишком красивой, и я решил, что встреча с ней не предвещает ничего хорошего. "Кто это на самом деле? - со страхом подумал я. - Если лестница - дерево, то девушка… кем может оказаться она?".
Незнакомка протянула руку, я ухватился за красивые длинные пальцы, а почувствовал, что держусь за тонкую костлявую ладонь с сухой дряблой кожей. "Может быть, ее и нет вовсе. Я ведь не чувствую тепла руки", - успокаивал я себя, все так же подчиняясь ужасному гипнозу…

Семен замолчал, разлил вино по бокалам и произнес тост, казавшийся ему очень подходящим к случаю:
- Не дай бог никому испытать такое, - сказал он, мы стукнулись бокалами и выпили. После этого он еще долго молчал. Видно было, что собирается с духом: дыхание стало частым и громким, а в глазах появилась тревога. Я не торопил, деликатно молчал, закусывая холодной сосиской.
- Потом началось самое ужасное, - наконец продолжил он свой рассказ. - Я вылез через чердачный люк на крышу и вдруг увидел, что все снова поменялось местами. Я стоял под деревом на краю дачного проезда, никого рядом не было. Девушка была рядом - я чувствовал ее присутствие и слышал голос, но не видел.
- Пошли со мной, - сказала она и взяла меня за руку. Теплые пальцы взяли мою кисть, но вместо девушки я вдруг увидел седую старуху в одежде, которую смело можно было назвать саваном. Я оцепенел от ужаса и напрочь лишился воли. Она вела меня за собой, а я, как ребенок, плелся сзади, разглядывая худые острые линии тела, которое просвечивало сквозь прозрачную ткань длинной ночной рубашки. Я чувствовал ее руку, но она не держала меня, а шла впереди на расстоянии трех шагов. Неожиданно перед глазами как будто замелькали кадры старого немого кино: то я стоял на крыше многоэтажного дома, то под деревом на краю дачного поселка, то видел тонкую стройную фигуру девушки, то она исчезала, оставляя свой голос, которым говорила за нее лохматая седая старуха. Мне показалось, что я существую в двух мирах одновременно и мое сознание разделилось надвое.
- Ты должен найти его, - сказала старуха голосом девушки. Смысл этих слов был абсолютно непонятен, но они показались мне каким-то страшным заклинанием.
Когда она подвела меня к краю площадки, я уже не мог определить, где я теперь: на крыше или под деревом - все мелькало, не оставляя никакой возможности хоть за что-то зацепиться сознанием. Вырвав свою руку из теплых цепких пальцев, я бросился от края крыши и вдруг увидел тот самый тополь, который рос где-то далеко внизу, в несуществующем дачном поселке. А может, наоборот: поселок был, а крыши не было, была девушка, а не старуха? Тополь был необыкновенно высоким, каким не может быть дерево этой породы. Картинка перестала мигать и зафиксировалась. Я не стал задумываться, тополь это или что-то другое. Хватаясь за ветки, начал карабкаться вверх, спасаясь от ужасной старухи, но вдруг, подняв голову, увидел, что сверху, вниз головой, как ящерица, спускается та самая девушка, которой прикидывалась старуха. Длинные волосы свисали, а легкое летнее платье сбилось в подмышках, обнажив голое загорелое тело. Все это выглядело так жутко, что я заорал и начал спускаться обратно на землю. Руки мои чувствовали металл перекладин пожарной лестницы, а глаза видели ветви могучего тополя. Это был кошмар! Вдруг снизу меня схватили за ногу, и я опять увидел преследовавшую меня старуху.
- Ты что, с ума сошел?! А ну, слазь! - закричала она мужским голосом и потянула вниз. В глазах потемнело, я перестал видеть и упал на холодный бетонный пол.
Потом со мной происходило такое, что невозможно описать словами. Я уже не мог определить, что я вижу, а что ощущаю. Чувства смешались в настоящий хаос, и я даже начал сомневаться, происходит это со мной или меня вообще не существует как физической субстанции. Возникло ощущение, что я некий нематериальный дух, переживающий состояние нескольких людей одновременно. Потом вообще все исчезло, и я потерял сознание…

Это участковый стащил меня за ногу с лестницы, по которой я пытался выбраться на крышу девятиэтажного дома. Когда я спросил о девушке и старухе, он сказал, что какую-то девчонку сняли в эту же ночь, но с другой крыши, не в его районе. А про старуху он ничего не слышал…

Часть 13.  Последователи Коперфильда                         

Глава 1
"Вставай, апа зовет". Желтые драконы. Олег узнает, что надо Степановне. Слезное прощание.

Иностранца можно узнать по глазам, потому что
он думает на другом языке.  Выходит, что мы
видим это. Значит ли  это, что мы видим мысли,
но не можем  их прочитать?

Когда стало ясно, что рассказ окончен, Олег спросил:
- А где сейчас твой товарищ? Есть с ним связь? - больше всего не хотелось, чтобы Омарбек начал спрашивать, зачем он ему, и Олег, решив схитрить, добавил:
- Я знаком с одним психиатром, который такие болезни запросто лечит.
- А что ты тогда здесь делаешь? - усмехнулся Омарбек.
- У меня другая проблема, врач ей не поможет.
- Вообще-то я давно не видел Семена. Он сейчас живет в Каратау. Последний раз мы общались по мобильнику, наверное, полгода назад.
Омарбек достал телефон и принялся нажимать кнопки, роясь в памяти аппарата.
- Ага, вот. Записывай, - наконец сообщил он и продиктовал номер.

Олегу показалось, что он лишь на минуту закрыл глаза, когда его разбудил Герман.
- Вставай, апа зовет, - тряс он за плечо. На входе стояла Алия - дочка пастуха, секретарь по совместительству.
- Ночью спать надо было, а не болтать, - упрекнула она и вышла из юрты. Олег поднялся и последовал за девочкой.
Ермек с внуком, по-видимому, уже побывали у бабки и собирались в обратный путь. Дед лил воду в радиатор из пластиковой бутылки, а внук с любопытством наблюдал за его действиями.
Увидев Олега, Ермек поручил мальчишке закончить дело и подошел к парню.
- Ну, желаю удачи. Аллах даст, свидимся, - мужчина протянул Олегу руку. - В жизни всякое бывает, - добавил он, - предлагаю обменяться телефонами.
Олег занес номер в память мобильника и продиктовал свой.
- Есть, - констатировал Ермек.
- Что апа? Обнадежила? - поинтересовался Олег.
- Она сама не разговаривает, все через девчонку эту - Алию. Та сказала, что можно пеленки выбросить. Посмотрим…
Ермек не успел договорить, когда раздался звонкий окрик:
- Эй, джигит! Ты что, хочешь бабку разозлить?! Психанет и прогонит! Давай, бегом! - кричала Алия.
Интерьер юрты, являвшейся кабинетом для приема, был не совсем обычный. Можно сказать, оправдывал ожидания. Особенно бросались в глаза несколько художественных произведений, выполненных на выделанной стороне больших, неровно обрезанных шкур. Рисунки в стиле наскальной живописи представляли собой неаккуратные изображения странных животных с неправильным количеством конечностей и хвостов. Непонятно, какими красками рисовал художник. Приглушенные красные и коричневые тона больше походили на темперу или акрил. Было ощущение, что готовые "холсты" мяли и топтали ногами, чтобы добиться эффекта старины. Надо отдать должное - это удалось: предметы выглядели очень древними и ценными. Картинки были заключены в прямоугольные рамки, нарисованные черной и кроваво-красной краской по краям шкур. Рамки были построены из сплетений непонятных иероглифов и растительного орнамента. Приглядевшись, можно было разобрать среди прочих элементов фигурки человечков в различных позах, словно выполняющих гимнастические упражнения. Силуэты завораживали взгляд, и, когда Олег засмотрелся на них, ему вдруг показалось, что фигурки и в самом деле начали двигаться. Они то наклонялись, то выпрямлялись, то делали какие-то движения руками и ногами. Это было что-то вроде эффекта мультипликации - взгляд не мог удержаться на одном изображении и постоянно бегал с фигурки на фигурку. Шкуры висели по периметру юрты, на деревянных решетках, сделанных из узких темно-коричневых реек. Как и в той юрте, где ночевал Олег со своими друзьями и новыми знакомыми, пол почти полностью был устлан коврами. Сразу было видно, что они натуральные, сотканные очень давно. У входа лежали два резиновых автомобильных коврика. Здесь же, возле двери, стоял кустарный табурет с желтым металлическим тазом, накрытым темно-зеленым платком с казахским орнаментом. В противоположной от входа стороне Олег разглядел настоящую китайскую ширму. Желтые гибкие драконы с длинными, как у сомов, усами ползали по черному фону, извиваясь между пагодами с причудливыми плавно изогнутыми крышами. Из-за ширмы выглядывал край деревянной полутораспальной кровати без ножек и спинок, вернее, от кровати остался один матрас, обрамленный доской из облагороженной стружечной плиты. Также из мебели здесь была старая армейская тумбочка, низенький круглый стол, на краю которого стояла двухконфорочная газовая плита. Чайник, занимавший одну из конфорок, скорее всего, был старинный и дорогой, покрытый басмой и глубокой чеканкой, искусно выполненной каким-то древним мастером. Похожую посуду Олег видел в краеведческом музее. Несколько больших глиняных пиал, составленных одна в другую, тоже представляли собой работу не сегодняшнего дня. Потертая временем роспись, украшавшая пиалы, больше походила на фрески эпохи Возрождения. Как можно было пользоваться такой бесценной посудой, которая могла быть гордостью музейной экспозиции или антикварной лавки с хорошей репутацией? В воздухе стоял пьянящий аромат трав, используемых для приготовления снадобий. Пучки и веники висели повсюду, создавая впечатление, что находишься в висячем саду Семирамиды. Приятное чувство покоя и даже сладкой эйфории постепенно проникало в разум. Но благостное ощущение отлетело, вспугнутое окриком:
- Эй, бала, чего стоишь? Кель, отыр, - прервала мысли парня сидевшая в темной части юрты старуха. Олег, войдя, даже не заметил ее; керосиновая лампа слабо освещала пространство, создавая таинственный полумрак.
Он уселся напротив целительницы на сложенном вдвое толстом верблюжьем одеяле и протянул ей доску с заклинаниями. Бабка Жания склонилась над ней и принялась ощупывать пальцами вырезанные символы. Олегу хотелось рассмотреть легендарную старуху, и он начал бессовестно ее разглядывать: круглое, но худое, густо испещренное морщинами лицо; прядь седых волос, выбившихся из-под зелено-коричневого платка; сильно выделяющиеся скулы, обтянутые желто-коричневой кожей; губы, сохранившие прежние красивые линии, но очень морщинистые. Брови, несмотря на возраст, были темными и очень аккуратными, хотя старуха, понятное дело, давно уже не ухаживала за ними. Если верить, что бабке больше ста лет, то для своего возраста она выглядела очень неплохо, а при наличии воображения можно было представить, какая это была красавица лет эдак шестьдесят тому назад. Женщина почувствовала на себе взгляд и посмотрела на Олега. Темные глубокие глаза опять показались невероятно молодыми и знакомыми. Олег смутился и принялся смотреть "мультфильмы", нарисованные на шкурах. Бабка еще минут пять поводила пальцами по знакам, затем отложила доску в сторону и без всяких объяснений уперлась сухой ладонью в лоб Олега. Веки потяжелели, и сознание его мгновенно провалилось в темноту безграничного небытия…
Так же, как и утром, когда его разбудил Герман, Олегу показалось, что он лишь закрыл и сразу открыл глаза, но старуха, только что сидевшая напротив, уже хлопотала у плиты, а его тормошила Алия.
- Все, айналайн, просыпайся, другие тоже ждут.
- Не понял, как все? - удивился Олег, когда наконец пришел в себя и вспомнил, где находится.
- Свеча, которую ты не поставил на могиле, где она? В ней причина, - сообщила девчушка. - Доску я отдала твоим друзьям, от нее лучше избавиться, хотя она может тебе помочь.
Старуха даже не повернулась к "пациенту", словно потеряв к нему всякий интерес.
- А откуда вы про свечу узнали?
- Ты сам все рассказал. Апа два часа с тобой мучилась. Придется постараться, иначе кошмары не закончатся никогда, - продолжала "выписывать рецепт" шустрая девочка. - Тебе надо найти какого-то Семена. Знаешь, кто это? И, не дожидаясь ответа, движением головы указала на выход, недвусмысленно давая понять, что прием окончен.
Олег поблагодарил бабку, оставил на платке, покрывавшем тазик, несколько крупных мятых купюр и покинул юрту. Состояние тревоги и растерянности охватило его. Что делать? Как найти проклятую колдунью и как быть со свечой? А может, она сама явится? А Семен? Как он мог больше десяти лет назад видеть события, произошедшие в позапрошлые выходные, когда Талгат, Герман и Владимир носились по дачным улицам на "двенашке"? Еще он вспомнил деда в шапке с собачьим хвостом из рассказа Андрея. "Может быть, и это не случайно? Не мешало бы записать номер его телефона".
Солнце было уже высоко. Значит, правда, что Олег пробыл на "приеме" не меньше двух часов и не заметил этого, а может, просто забыл или старуха помогла забыть. Он покопался в своих ощущениях, оставшихся после пребывания в гипнотическом состоянии, но не обнаружил ничего, словно это время вычеркнули из памяти. Так бывает после глубокого сна, в который проваливаешься от усталости или под действием наркоза, когда любой промежуток времени пролетает как тысячная доля секунды. Помнились лишь последние слова девочки, из которых ясно было одно: надо что-то делать - "само не пройдет", как говорят хирурги. Но что делать - этого ему не сказали, а ведь это самое главное. Единственной зацепкой для того, чтобы начать действовать, был Семен.
С новыми знакомыми прощались, словно с родственниками перед долгой разлукой: обнимались и похлопывали друг друга по спине. Произносили эмоциональные, даже слегка сентиментальные речи. Оставалось только пустить слезу для полноты картины, но, к счастью, этого не произошло. Наши герои уселись в машину, просигналили напоследок: "Фа-фа! фа-фа-фа!" и, подняв облако пыли, направились в сторону города. Олег оглянулся и увидел, как Андрей и Омарбек машут высоко поднятыми руками.
Что-то театральное было в этой сцене: будто заканчивался последний акт спектакля с недодуманным окончанием. Так иногда поступают режиссеры, предоставляя недоумевающему зрителю самому решить, каким должен быть финал…
- Слушай, а где эта свеча? Не выбросил случайно? - спросил Талгат после того, как Олег пересказал итоговую речь дочки пастуха, секретаря и санитарки по совместительству.
- Я сам думаю об этой проклятой свече. И, черт возьми, не могу вспомнить, куда подевал. Может, найдется. В моем доме некому порядок наводить, а я, вроде бы, не выбрасывал.
- Ну, найдешь ты ее? И что дальше? - громко спросил Владимир, сидевший за спиной Олега, стараясь перекричать игравшую музыку.
- Надо по порядку, - тоже громко предложил Герман и выключил приемник. - Сначала свеча, потом Семен, - уже тише добавил он. - Кстати, ты пробовал ему дозвониться?
Олег достал мобильный телефон и нашел нужный номер. Но, к сожалению, связи все еще не было, и попытку пришлось отложить.

Глава 2
"Норма - понятие относительное". Жил да был черный кот за углом… Оживший герой Вальтера Скотта. Пустая гостиница.

Говорят, что первое впечатление обманчиво.
То же говорят и о внешности. Опираясь на свой
жизненный опыт, смею утверждать, что это
скорее исключение, нежели правило.

Компания подъезжала к городу. Наступала ночь. Поднявшийся ветер закрыл звезды холодными серыми тучами. Пошел мелкий моросящий дождь, напомнив недавние приключения, случившиеся в такую же погоду. Тягостная и унылая атмосфера воцарилась в салоне автомобиля. Хотелось в уютное тепло, включить все осветительные приборы, телевизор, услышать, как шумит закипающий чайник и забыть хотя бы на время все эти неправдоподобные жуткие истории, произошедшие с ними и услышанные от других.
Когда машина пересекала перекресток, дорогу перешел большой черный кот. Именно перешел: неторопливо, вызывающе, вразвалочку, даже повернул голову и посмотрел в сторону автомобиля. Два ярких зеленых фонарика зловеще блеснули в свете фар.
Олег затормозил, сдал назад и повернул направо. Кот остановился, сел под окном низенького глинобитного дома и проводил взглядом одинокую, словно сгорбившуюся машину, удаляющуюся по пустой ночной улице.
Прошлая бессонная ночь давала о себе знать, и друзья решили найти недорогую гостиницу и переночевать в Акбасаре. Все равно оставалось не менее четырех часов езды, а ночью - и того больше. Нужную гостиницу нашли быстро, по той простой причине, что других в городе и не было.
- Да-а-а, господа, это какой-то постоялый двор, а не гостиница,- высказал свое мнение Талгат, когда машина въехала в ворота, услужливо распахнутые ночным сторожем, бывшим в одном лице еще и швейцаром, и дворником. Довольно странно было увидеть его подметающим двор в начале первого ночи.
- Что это вы, батенька, по ночам метете? - искренне полюбопытствовал Владимир, поднося зажженную зажигалку сторожу, который уже успел "стрельнуть" сигарету у потенциальных постояльцев.
- Во-первых, я сторож, а во-вторых, не могу я здесь спать после того как одна дамочка приезжая переночевала. С тех пор она постоянно мне является.
- Начинается, - сокрушенно произнес Герман.
- Вы хотели сказать, снится? - с надеждой поправил Владимир.
- Нет, дорогой, именно является.
- Что, "дама сердца"?
- Ага, видел бы ты эту даму!
- А ее не Белая Горячка звали, случайно?- вступил в разговор Олег.
- Зря ты так, парень, - обиделся мужчина, - я, конечно, выпиваю, но в меру. Свою норму знаю.
- Норма - понятие относительное, - сумничал Олег и помог ему закрыть ворота.
Сторож-швейцар снова закурил, взяв сигарету, любезно предложенную Олегом. Компания уселась на лавочке возле лестницы, ведущей к парадному входу гостиницы, устроив общий перекур. Ступени были деревянные, как и само двухэтажное здание. Постройка старая, но еще довольно крепкая. Деревянные окна первого этажа поменяли на пластиковые, но до второго этажа дело не дошло, поэтому окна даже в темноте заметно отличались. Фонарей на территории было много, но горели только два, так что вид старого слабо освещенного здания вызывал неприятные мысли. К тому же свободно разросшиеся клены, занимающие почти всю территорию, накрывали двор шатром из переплетенных ветвей, закрывая небо, и без того зашторенное тучами.
Сторож, куривший на лавке с нашими героями, отлично гармонировал с мрачностью здания и окружающего кленового парка. Он был тягостно молчалив, одет во все темное, к тому же небрит, черноволос и черноглаз. На вид ему был лет сорок, хотя, наверное, он был не намного старше парней, исключая Олега. С большим, загнутым как у орла носом, густыми бровями и широкой волевой челюстью, он походил на разбойника из романа Вальтера Скотта. Крепкая широкоплечая фигура и шрам, пересекавший неправильно сросшуюся бровь, еще больше усиливали это сходство. Никто из парней, наверное, и не удивился, если бы он вдруг сунул пальцы в рот, громко свистнул, и из-за черных кривых деревьев выскочили друзья-разбойнички.
- Ну, что, пора на покой? - низким хриплым голосом спросил сторож, докурив, и точно запустил сигарету, которая описала траекторию горящего самолета с конечной точкой в урне. - Надолго к нам?- поинтересовался он, поднимаясь по скрипучим ступеням.
- До утра, - ответил Владимир, взявший на себя в этот раз роль дипломата. - А что, много жильцов в гостинице?
- Вчера спортсмены съехали, так что, кроме вас, только один. Он, правда, скоро две недели живет. Бухает, но платит исправно.
Слово "исправно" прозвучало странно и непривычно, будто и впрямь здесь была не гостиница, а постоялый двор позапрошлого века.
- Осенью студенты заселяются, да иногда молодым семьям комнаты сдаются. Вообще-то, гостиница наша уже почти продана под застройку какой-то коммерческой фирме. Никак один вопрос решить не могут - здание ведь старинное, тысяча восемьсот какого-то года. Мол, памятник исторический. Только памятник этот скоро развалится или крысы его съедят.
- Хорошая реклама, может, другую гостиницу поискать? - ухмыльнулся Владимир.
- Не бойся, насчет грызунов - это я так, для красоты слога, смотри, какой у нас крысолов, - мужчина указал на большого черного кота, сидевшего под стулом на вход. - Недавно прибился.
Владимиру показалось, что это тот самый кот, который двадцать минут назад переходил дорогу. Кот посмотрел в сторону прибывших, прищурился, словно ухмыльнулся, и задремал.
Из комнаты, находившейся позади администраторской стойки, вышла средних лет женщина, казашка. Было видно, что ее разбудили, тем не менее она приветливо поговорила с полуночниками и, улыбаясь зелено-карими глазами, выдала сторожу ключи от четырехместного номера на втором этаже. Одета она была в гостиничную униформу, во времена Лермонтова сказали бы: "в стиле мадам Рекамье" - просто, но со вкусом, и светилась каким-то неуловимым обаянием. Взяв предоплату и пожелав спокойной ночи, женщина сразу же скрылась за высокой старинной дверью, выкрашенной во время последнего ремонта блестящей перламутровой краской. Надо сказать, что ремонт был выполнен довольно грамотно, интерьер выдержан в классическом стиле, но без избытка декоративных элементов, присущих этому направлению. Арочные своды проемов, потолочный плинтус с объемным рисунком, розетки люстр с тем же рельефом и белый багет, обрамляющий зеркала холла и коридоров - вот все, что говорило о стиле. Цвет стен - светлый, даже не цвет, а оттенок белого. Пол небольшого холла облицевали светлой серо-коричневой плиткой, а в коридорах настелили ковровое покрытие того же цвета, но на полтона темнее.
Номер, в котором предстояло провести остаток ночи, был отделан теми же материалами, что холл и коридоры, и в тех же цветах. Лишь копии известных картин Левитана и Шишкина, висевшие над каждой кроватью, выделялись яркими пятнами. Помещение было довольно просторным, с высокими окнами и потолком, отчего казалось не очень уютным и даже прохладным.
Сторож-дворник, а теперь еще и консьерж, заверил, что постель свежая и принес из буфета кое-что из холодных закусок. Наскоро перекусив, друзья улеглись спать. В гостинице было тихо, за окнами тоже, только где-то далеко, в центре города, проносились запоздалые автомобили, нарушая абсолютную тишину.

Глава 3
"Курить - здоровью вредить". Разбойник, спортсмен и дамочка. Последователи Коперфилда.

Кто знает, может быть, наши сны -
это лишь подготовка к существованию
в другом, нематериальном мире.

Олег неожиданно проснулся, словно его кто-то толкнул в бок. Пискнув телефонной кнопкой, посмотрел на ярко засветившийся в темноте экран. Было два тринадцать. Выходит, что с того момента, как он уснул, прошло не более часа. Сон отступал, в голову лезли мысли. Олег знал: если сейчас поддаться и начать рассуждать о чем-либо, то пролежит так до утра. Ночь - худшее время для принятия решений. Мало того, что пришедшие в голову идеи днем зачастую оказываются нелепыми или даже смешными, еще и чувствуешь себя разбитым и усталым, как в студенческие годы после разгрузки товарного вагона. Пытаясь отделаться от возникающих образов, Олег решил воспользоваться всем известным бесполезным советом и принялся считать. Но цифры упорно превращались в мысли и, проворочавшись около часа, он предложил себе сходить в туалет и покурить, хотя сам не понимал и даже в какой-то степени презирал людей, специально встающих для ночных перекуров. Сигареты лежали на подоконнике. Слегка отодвинув жесткую, словно металл, ткань шторы, Олег невольно глянул в окно и увидел сторожа, тот сидел на лавке у входа. Фонарь светлым пятном картинно выделял ночной пейзаж.
Сначала Олег не заметил фигуры человека, с которым, эмоционально жестикулируя, говорил сторож, - тот стоял в темноте. Приглядевшись, он увидел собеседника, который то кивал головой, то мотал ею, видимо, в знак протеста, и вдруг неожиданно указал на окно, в котором стоял наш герой, и оба посмотрели вверх. "Курить - здоровью вредить", - мелькнуло в голове. Олег отпрянул в сторону, закрыл шторы и затаился. Появилось предчувствие чего-то нехорошего.
"Что-то затевают", - думал Олег, стоя перед занавешенным окном. Минуты через две он решил снова понаблюдать за странной парочкой и осторожно выглянул в узкую щель между шторами. Мужчины исчезли. Тогда он начал осматривать весь двор, все так же стараясь не выдать себя. Во дворе никого не было, во всяком случае, Олег никого не увидел. "Опять последствия пережитого, - решил парень. - Скорей бы утро". Он снова распахнул шторы и смело показался в оконном проеме. В ту же секунду за спиной, в тишине коридора, раздались тихие шаги, заставившие его испуганно вздрогнуть. Олег бесшумно подошел к двери и, приставив ухо, прислушался. Шаги приблизились и стихли. Потом послышался шепот нескольких человек. Слов было не разобрать, тем более что громко бьющееся сердце мешало что-либо услышать, да еще кто-то из друзей завидно храпел, как пьяный извозчик. Олег хотел уже нажать клавишу выключателя и разбудить всю команду, как вдруг шепот прекратился и шаги удалились вглубь коридора. Дождавшись, когда шаги стихли, Олег очень медленно, как сапер на разминировании, повернул механизм английского замка. Что-то подсказало ему нехитрый прием, и он, встав на колени, медленно приоткрыв дверь, выглянул в слабо освещенный длинный коридор, высунув голову в нескольких сантиметрах от пола. В тусклом свете энергосберегающих ламп двигалась странная троица: уже известный нам сторож-дворник, незнакомый мужчина среднего роста в спортивном костюме, ладно сидящем на сухой подтянутой фигуре, и молодая стройная женщина в белой ночной сорочке до пят. Когда они дошли до правого крыла коридора и остановились возле высокого, во весь рост, зеркала, Олег вдруг с ужасом увидел, что девушка словно прозрачная. Сквозь плавные, как будто воздушные формы тела он разглядел большого черного кота, нагло дремавшего на ее руках. Олег видел длинные волнистые волосы, складки ткани и даже легкий рельеф мышц под воздушной одеждой, но видел и то, что было за женщиной, словно неожиданно обрел фантастическую возможность проникать взором сквозь предметы. Конечно, это открытие ошеломило его, и он попытался посмотреть сквозь сторожа и человека в спортивном костюме, однако с ними этот фокус не удался. Пока парень экспериментировал, девушка опустила кота на пол перед зеркалом, и вся необычная троица принялась внимательно следить за его поведением. Кот обнюхал зеркало и направился дальше по коридору. Сторож глянул на наручные часы, покачал головой и пошел в том же направлении. Женщина и "спортсмен" последовали за ним. Подойдя к следующему зеркалу, кот остановился, зевнул и без всякого обнюхивания просто вошел в него, как в распахнутую дверь. Олег напряг зрение, надеясь убедиться в том, что это действительно дверь, но ничего не вышло - это было высокое блестящее зеркало. Сторож необыкновенно галантно, что совсем не вязалось с его внешностью, поцеловал даме тонкую прозрачную руку, обнял человека в спортивном костюме, и те вслед за котом исчезли в стеклянной поверхности зеркала. Оставшись один в пустом коридоре, сторож с явной грустью провел по гладкой поверхности ладонью, извлек противный свистяще-воющий звук и, повернувшись, направился в сторону "наблюдательного пункта". Олег опомнился, осторожно, двумя пальцами, затворил дверь, и, не теряя времени на замок, бросился под одеяло. Едва он успел войти в роль спящего, как дверь еле слышно отворилась.
- Это тебе приснилось, - услышал Олег громкий шепот. Ужас охватил его, но инстинкт самосохранения заставил резко приподняться на постели. В слабо проникающем с улицы свете он с трудом разглядел закрытую дверь. Друзья мирно спали, и даже "пьяный извозчик" перестал храпеть, перейдя на тихое "пых-пых", будто где-то далеко усталый паровоз, замедляя ход, въезжал в депо.
Олег встал с кровати, подошел к двери - она была заперта. Тогда он все так же медленно и бесшумно открыл замок и вышел из комнаты. Пустотой и полумраком встретил его коридор. Ничто не подтверждало того, что здесь несколько минут назад разгуливала необычная компания, в которой среди прочих самым интересным экземпляром была стройная прозрачная дамочка.
Тихо-тихо, на носочках, подкрался Олег к тому самому зеркалу и попытался войти в него, закрыв глаза. "Бах!" - ударился он лбом о холодное стекло и от боли присел на корточки. "Да, я не Коперфилд", - снова вспомнил Олег знаменитого фокусника. Растирая ушибленное место, невольно глянул в зеркало и… перед своим отражением увидел красивую девушку с котом на руках! Она в упор смотрела на Олега, тиская кота и прижимая его к своему лицу. Парень зажмурился, тряхнул головой, стараясь отогнать видение. Это ему удалось - девушка с котом исчезли. Увидев широко раскрытые безумные глаза, Олег не сразу сообразил, что это его собственное отражение, и чуть было не вскрикнул, но вовремя сообразил, с кем имеет дело. Постояв еще несколько минут и не разглядев больше ничего кроме себя и стены напротив, он покрутил пальцем у виска и показал язык человеку в зеркале. Тот, конечно же, не остался в долгу и ответил тем же.
Остаток ночи Олег проспал как убитый. Его разбудил голос Талгата, который весело напевал, принимая душ. "У солдата выходной, пуговицы в ряд", - доносилось из ванной комнаты. Горячей воды в гостинице не было, видимо, ледяные струи каким-то образом и навеяли воспоминания о тяготах и лишениях воинской службы.
- А вам слабо?! - спросил Талгат, выйдя из ванной и безжалостно растирая раскрасневшееся тело.
- Вот это сон… - потягиваясь в кровати и ни к кому не обращаясь, проговорил Олег.
- Что, сударь, Шолпан приснилась? - поинтересовался Владимир, прищурив глаза и хитро улыбаясь.
- Да, блин, какая-то "Алиса в Зазеркалье", - проигнорировал шутку Олег и вкратце рассказал свой сон, изредка прерываясь на утренние процедуры.
- Я вижу, мой бледнолицый брат, - обратился к Олегу Герман, глядя на его смуглое, сильно загорелое лицо, - события последних дней оставили свой мрачный отпечаток в вашем сознании. Мы собираемся начать распутывание вашего дела с некоего Семена, который, возможно, является теперь любимым пациентом специальной клиники. С таким подходом к окружающей действительности возникает опасение и за ваше эмоционально-психическое здоровье…
- Хорош, Герман, - прервал речь Владимир. - Перевожу на язык племени апачи: не грузись, относись ко всему проще, иначе  крыша съедет.
Друзья собрали вещи, спустились в буфет, выпили по большому бокалу крепкого чая, попрощались с лучезарной консьержкой и направились к машине.
Олег, пока прогревали двигатель, решил посидеть на лавке. Что-то не давало ему покоя. Несмотря на советы товарищей, он принялся оглядываться по сторонам в надежде увидеть сторожа.
- Счастливого пути, - услышал он знакомый голос: тот, о ком думал, спускался по ступенькам. Казалось, что он прячет глаза. Олег остановил его вопросом:
- Что, теперь в гостинице один клиент остался?
Мужчина некоторое время помолчал, как бы обдумывая ответ, прищурился, что еще больше сделало его похожим на лесного разбойника, и довольно неуверенно ответил:
- Он сегодня ночью, вернее, утром съехать изволил.
"Вот опять - "съехать изволил",- подметил Олег.  - То "платит исправно", то "съехать изволил" - как в позапрошлом веке".
- А котяра? Тоже съехал? - ехидно улыбнулся Олег.
- Коты, как известно, сами по себе, свободные натуры. Сегодня там, завтра здесь. Ладно, некогда мне, - махнул рукой сторож и пошел прочь.
"А эта дамочка, с которой вы по ночам по коридорам бродите, она кто? Это из-за нее вы не спите?" - хотел спросить Олег, но яркое солнечное утро, звуки работающего двигателя, смех друзей, куривших возле машины и все остальное, такое обыденное, настойчиво убеждало его в том, что очередное ночное приключение - просто сон, сверкнувший в уставшем от впечатлений мозгу. И вообще, как могут такие люди, как он и его друзья, воспитанные отъявленными материалистами, верить во все эти сказочные истории? Как могут они, сохраняя серьезное выражение лица, слушать и рассказывать все это? Он вспомнил последние слова, услышанные в юрте бабки Жании, и они тоже показались ему сущим вздором. От таких мыслей Олегу стало не¬обыкновенно легко, но и немного грустно.
- Это тебе приснилось, - услышал он знакомую фразу, произнесенную шепотом. Сторож-дворник-консъерж удалялся не оборачиваясь…

Глава 4
"Не надо шастать по мирам". Действующие лица, включая кота.

Поэт сказал, что жизнь - театр,  а люди в нем -
актеры. Хотелось  бы знать,
кто пишет сценарий и распределяет роли.

Машина выехала из города. Дождь, моросивший всю ночь, прекратился, солнечные зайчики весело запрыгали на темно-зеленом капоте. Дорога успела просохнуть, но далеко впереди блестели лужи-миражи.
- Если рассмотреть твой сон, как сюжет фантастической повести, то в чем смысл, где логика и, самое главное - какова мораль? - обратился к Олегу Талгат, успевший первым занять место рядом с водителем. Настроение было хорошее, хотелось поговорить, нужна была тема.
- Начнем с действующих лиц, - предложил Владимир и высунул голову между подголовниками сидений. - Первый - это успевший полюбиться всем сторож. Второй - человек в спортивном костюме. Это, я думаю, и есть тот самый жилец, две недели пропивающий деньги. И третий персонаж - полупрозрачная девица.
- Ты забыл кота, - добавил Герман, который сидел, откинув голову на спинку заднего сиденья.
- А консьержка? - спросил Талгат.
- Милая женщина будет у нас на вторых ролях, так сказать, для массовки, - безаппеляционно заявил Владимир.
- А я? - обиделся Олег.
- Ты вообще молчи, - пошутил Владимир. - Ты у нас - технический консультант, если что не так - поправишь.
- Ну, валяйте. А я послушаю.
- Я думаю, дело было так, - тем же уверенным тоном продолжила голова, торчавшая между сиденьями. - Дама - либо давнишняя знакомая "спортсмена", безвременно почившая и пришедшая за ним из другой реальности, либо они не были знакомы до того, как она вышла из параллельного мира. Наш герой в спортивном костюме влюбился по уши и поэтому запил, не желая оставаться без нее в своем скучном жестоком мире.
- В том и другом случае героиня отвечала взаимностью, поэтому решила забрать любимого с собой, - предложил Талгат.
- Несомненно. Теперь дальше. Чтобы уйти в тот, другой мир, нужны ворота, так называемый портал. Этим порталом и явилось зеркало. Одно-единственное, его они и искали.
- А кот? - снова вспомнил своего любимого героя Герман.
- Вот он как раз и мог определить место выхода. Или входа, как пожелаете.
- А причем тут сторож? Я не вижу его роли, - вставил свою фразу технический консультант.
- Ты ведь сам говорил, что он постоянно поглядывал на часы?! - удивился Владимир. - Выходит, он один знал точное время, когда откроется портал. Наш "разбойник" не кто иной как проводник между двумя мирами. А кот - его помощник. Я скажу больше. Помните, какие странные словечки и обороты он употреблял в своей речи? Так вот: он сам попал сюда из конца восемнадцатого века. Сколько лет гостинице? Ему еще больше. Ну, что скажете, Олег Николаевич? - повернулся он к водителю.
- Что ж, неплохая интерпретация. А мораль?
- Гм… - Владимир задумался.
- Не надо шастать по мирам, - подвел итог Герман, - выбирай один. Вдруг в следующий раз портал по графику откроется лет через триста, а то и через тысячу. Так что определяйся. Что скажете, господин консультант?
- Если честно, все как-то скомкано и не видно связи. И вообще, хотелось бы понять, для чего в нашей повести появились эти герои.
- Ну что ж, тогда - продолжение следует…
Собеседники замолчали и задумались. Вдруг зазвонил чей-то мобильник.
- Привет, золотая, - ответил Герман, поднеся аппарат к уху, - часа через три будем. Жарьте цыпочек.
Ура! Есть связь! Все бросились звонить. В салоне стоял такой гвалт, что приходилось одно ухо затыкать пальцем, чтобы не мешал говоривший рядом. Накопившиеся заботы и проблемы отодвинули на задний план мысли обо всех невероятных событиях, случившихся в последние две недели. Мистика мистикой, а жизнь диктует свои правила…

Эпилог