У меня всегда был здравый смысл. А также достоинство, самоуважение, внутренняя совестливость, и что там еще?.. Еще обязательства перед мужем, к которому я всегда питала только положительные чувства. Эти чувства в обществе называют любовью. Муж мне дал много и в материальном и в духовном плане. С ним легко и беззаботно. Может, он бывает излишне серьезным и придает мелочам большее значение, чем они того заслуживают, но ведь свои тараканчики у каждого есть. Во всяком случае, его общество меня никогда не тяготит, и с ним приятно во всех отношениях. Нашему браку  восемь лет, а мне лично двадцать восемь. И, если бы мне год назад какая-нибудь дура или дурак сказали, что я буду (попытаюсь!) крутить роман с другом моего мужа, я бы вслух посмеялась, а про себя подумала: на фиг мне такие проблемы. Если я вдруг и заведу роман,  то далеко на стороне, с человеком, незнакомым не только с моей семьей, но и с моим ближним и дальним окружением.
        Но и эта глупейшая мысль о никчемном и ненужном романе, промелькнув на мгновение в сознании, скоренько удалилась за ненадобностью и бесперспективностью.
        Но даже и глупейшие мысли иногда, к несчастью, осуществляются.  Я никогда не подозревала, что со мной может такое случиться. Мало того, что «оно» случилось, так еще едва меня не лишило тех понятий, перечисленных в начале: достоинство, самоуважение и прочее...

        Поехали мы на недельку отдыхать «в деревенском стиле» – сняли домик на берегу Кинерета. Вокруг деревья, чудный воздух, рядом пляжик, кофе утром на веранде.  Рай! И мы двое в раю. Наш любимый отпрыск шести лет остался в городе, под присмотром бабушки, и было сурово ему сказано: не будешь слушаться бабушку, мигом улетишь на месяц в «кайтану!».  А отпрыск «кайтану», то есть летний лагерь терпеть не мог, – после того, как прошлым летом там побывал, чуть не утонул в лягушатнике, обгорел на солнце до пузырей, и еда жутко не понравилась, да и друзья-товарищи-хаверим вреднючие и драчливые чрезмерно ему достались. Так что оставили мы Йоську, довольного на сей раз своей участью и никаких перемен не желавшего.
        И мы с Сашей вдвоем... Это я думала, что вдвоем. На другой день утром, после приятно проведенной ночи, послышался шум, разговоры возле соседнего домика. Саша выглянул в окно. «А вот и ребята приехали!» Какие ребята, он ничего о них не говорил. Оказалось, не счел необходимым, какая мне, мол, разница. Я тоже глянула в окно. Один высокий, другой пониже, один блондин, другой брюнет. Затаскивают в домик рюкзаки и весело переговариваются. «Это Дориан, мой друг, будешь звать его Дорик, мы работаем вместе, а второй – это  его друг. Да ты знаешь Дорика, он к нам заходил».
        Действительно, вспомнила я. Заходил пару раз, всегда по делу и ненадолго, как-то быстро и мельком возникал передо мной, чуть кивнет вежливо, и исчезнет. «Предупреждать надо, - буркнула я, и задалась вслух вопросом: -  А что ж они без девушек? Или жен? Такие красавцы». Саша бросил на меня неясный взгляд и промолчал. Ну да, опять не счел нужным сказать, это с ним случается. Лучше бы я проявила хоть малую настойчивость и, возможно, получила бы ответ, но это тоже не в моих правилах – допытываться, если тебе чего-то объяснить не желают. В тот момент я вообще ничему не придала значения, очень хотелось есть, чашка выпитого кофе хорошего завтрака не заменит.

        Мы ушли в кафе позавтракать. Когда вернулись, «ребята» резво перекидывали мячик на теннисном столе, рядом на скамейке недоеденные бутерброды и бутылка колы. Оба в шортах, до пояса голые, мускулатурные и стремительные – белый шарик с большой скоростью летал туда-сюда, они азартно вскрикивали и видно было по лицам, что жизнью полностью довольны. Особенно высокий блондин – не «в черном ботинке», а босиком, трава чистая и мягкая, мне самой даже захотелось сбросить босоножки и побегать по ней, – так он, этот блондин, в смысле Дорик, улыбался,  просто сиял, и мне на миг захотелось поймать эту улыбку и взять себе. Вот с этого мига всё и началось. «Взять себе».

        Дорика  я видела с утра до вечера – то он к нам, то мы к ним, и он, загорелый и веселый, постоянно возникал передо мной со своей чудной улыбкой (ну конечно, не именно передо мной, но мне хотелось так думать). А зубы-то не очень, и не ровные, и не белые – это я уже искала недостатки, но тщетно, кроме неровных и небелых зубов, их не было. К тому же, Дорик оказался интеллектуальнее моего мужа, так и сыпал остроумными цитатами из известных мне с детства книг (чего Саша никогда не умел), и шутил с искусством, незнакомым моему мужу абсолютно. То есть, сверкающее с блеском остроумие было Саше чуждо, он и анекдоты не воспринимал.
        Может, это и не так важно – остроумие, анекдоты и прочие штучки, наверно и скорее всего, дело было не в этих мелочах. Тогда в чем? Если бы я понимала. Ничего не понимая в происходящем, я влюбилась без памяти. И совершенно безрассудно. Ну, какой может присутствовать рассудок, когда я видела перед собой его непостижимую улыбку  и, словно отшлифованное скульптором, рельефное тело – а мы ведь все вместе еще и купались в озере! Как-то я оказалась в воде совсем рядом и увидела на его груди кудрявенькие рыжеватые волосики, совсем чуть-чуть, и эти волосики меня так умилили, терпеть не могу сильноволосатых мужиков. И вообще, эстетически Дорик был безупречен.  И даже после воды, которая смывает всякие дезодоранты, его кожа пахла... словами его запах не выразить, только можно ощутить, приблизившись. Феромоны, скажут начитанные дуры. Нет, милые, феромоны ни при чем. Но так приблизиться к Дорику мне удалось только раз, когда мы с ним весело плескались и брызгали друг на друга водой, а потом выходили на берег, я споткнулась, и он меня поддержал, можно сказать – схватил.
       Во второй раз наших игр на воде, между нами возник друг Серафим – не шестикрылый, а обыкновенный, и отзывался он на Фиму, и он всегда норовил появиться так быстро, словно и вправду хотя бы одно крыло  у него было за спиной, –  чтобы хоть в чем-нибудь помешать. Во всяком случае, лично мне. Фима ко мне относился неприязненно, даже сурово, и не скрывал этого ничуть. Мне казалось, он ловит мои взгляды в сторону Дорика, и они ему по каким-то причинам не нравятся. Может, у Дорика невеста в городе осталась, и вот-вот приедет, я даже оглядывалась по сторонам, не приехала ли. А может, у него жена есть, почему бы и нет. Тогда я начала мысленно завидовать его жене-невесте, и готова была ревновать к любой женщине, которая вдруг бы здесь появилась. Но никого не было, всё тихо-спокойно. И вообще, с виду, на посторонний взгляд, ничего особенного не происходило. Кроме того, что мои глаза постоянно были повернуты в одном направлении, кроме того, что Фима меня уже тихо, но явно ненавидел, кроме того, что Дорик был всегда отзывчив на любое мероприятие, особенно, как мне казалось, когда предлагала его я... Дорик еще и плавал прекрасно,  даже вытащил почти тонувшего Сашу, хотя он плавал тоже неплохо, но видно, не прекрасно.
        Мы пошли  вечером в близлежащий ресторан отпраздновать «спасение почти утопшего», над этим поводом все смеялись, и даже однокрылый Фима перестал меня сверлить взглядом. Вот в Серафима я никогда бы не влюбилась. Да я вообще уже восемь лет не влюблялась, для меня из мужчин существовал только Саша. Хотя однокрылый был вполне себе ничего,  синие глаза под черными кудрями, и сложен хорошо, но чего-то в нем не хватало, то ли мужественности в чертах лица, то ли уверенности в самом себе, слабость какая-то проглядывала в нем, отдаленному взгляду может и невидная, а я почему-то заметила. Не люблю я такие лица.
        Не дойдя до дверей ресторана, Дорик с Фимой задержались и стояли позади, тихо разговаривали. Я оглянулась – Дорик в чем-то убеждал Фиму, видимо, убедил, обнял его за плечи и сильно потряс, как бы добавив к своим словам некий физический довод.
        Мы сидели в уже набитом гостями ресторане, официант суетился вокруг нас, записывал заказ, играла тягучая восточная музыка. На маленький  помост поднялись трое парней с инструментами, выключили надоевшую музыку и заиграли знакомый мотив, а один из парней запел в микрофон очень чувственную и трогательную песню.
        Сейчас... сейчас я... Тут Саша сделал движение ко мне, но я уже встала и пригласила танцевать Дорика. Когда женщина приглашает мужчину на танец, в этом ничего хорошего нет, но я ни о чем подобном не думала, мне просто хотелось ощутить Дорика ближе... еще ближе... как в сказке про Маугли – удав Каа притягивает к себе бандерлогов. И мой бандерлог послушно пошел за мной за руку на площадку. Там как-то быстро стало тесно, и мы невольно прижались друг к другу. Мне казалось, он почти мой. Мой нежный бандерлог. Дорик обнимал меня, улыбался, что-то явно смешное говорил, но я слов не понимала. «Ты меня не слышишь», - вдруг сказал он громче. «А что такое?» - я испугалась, что пропустила нечто важное и, наверно, приятное для меня.  «Я должен тебе сказать... потому что... Послушай меня, Саша такой замечательный, что...»  Тут рядом с нами возник замечательный Саша и хлопнул в ладоши. Это означало перемену партнера, Дорик тут же выпустил меня из своих рук... какое это было неземное блаженство – чувствовать его руки на себе и быть к нему так близко, и его запах... Я поняла, чего я так быстро лишилась, когда он отошел, и Саша обнял меня привычным жестом... как всегда, как все эти годы.  А мой - не мой бандерлог уже сидел рядом с Фимой, и тот за что-то злился, это было видно по лицу, всегда отражающему его эмоции. Что там за эмоции у него, однокрылого?

       Пошел пятый день купаний, игр в теннис и волейбол, порой совместные вечерние трапезы на чьей-нибудь веранде, и полная неясность между мной и Дориком, даже странная неясность, ведь с моей стороны всё было слишком понятно, он не мог не понять. Хотя... мужская дружба и всё такое, невеста тоже вполне может существовать, вот он верный ей такой, бывает же. Саша отчего-то часто на меня поглядывает, ага, взревновал, что ж так поздно. По мне, так я полагала, ничего и не заметно, но третью  ночь усиленно спать хочу, и отворачиваюсь, и скоро уже соплю во сне...

       Я сильно хочу... безумно хочу любви с Дориком, с Дорианом Греем – он мне внешне очень напоминает Дориана Грея из старого фильма. Я совсем не думаю, к чему может это привести нас – меня, Сашу, я не способна думать ни о чем.
       И тут случай, судьба, рок – все вместе благоволят ко мне.  Фима, поднимаясь на горку с пляжа, споткнулся и разодрал о какую-то ржавую железку ногу, кровь хлестала струёй, Саша подхватил его почти на руки и потащил к нашей машине, на стоянку неподалеку от домика. А Дориан только что, несколько минут назад уехал в магазин за вином. Но он скоро вернулся, с двумя бутылками в руках, я видела в свое окно. «А люди где?» - спросил он, когда я возникла у него в дверях. «Люди – это я», - я засмеялась. Я ему наскоро обрисовала ситуацию, посмотрела на бутылки на столе и предложила: «открой».  Открывалка лежала на столе. «Стресс! - сказала я, - надо запить его». Он кивнул, и мы выпили по бокалу. Я сняла майку и шорты и взяла его за руку. Дориану ничего не оставалось делать, как обнять меня и положить на одну из двух кроватей...
        Мы занимались лучшим сексом в моей жизни. Для меня лучшим. Я же так хотела Дориана, я с ума сходила.  С его стороны  любовь была нежной, но короткой. Какое-то напряжение не оставляло его. Я еще не остыла, и крепко обнимала его, но он мягко высвободился и встал. «Прости, - сказал он, - я беспокоюсь за Фиму»
        Дориан быстро оделся, и мне пришлось сделать то же самое, и тоже быстро – снаружи слышался шум приближающейся машины. Я вылезла в боковое окно – оно выходило на другую сторону. Заглянув уже оттуда, шепнула: «бокал убери...», и тут же бокал пролетел мимо меня и упал в кусты. Умный мальчик. Я обогнула домик и показалась на общей широкой тропинке, с беспечным видом покусывая сорванный листок. Саша подогнал машину поближе, и Фима – с перевязанной ногой, с искаженным, преувеличенно «больным» лицом, вылез и заковылял к себе. По пути однокрылый настроженно (с опаской? подозрительно?) глянул на меня, тут вышел Дориан, помог ему взобраться по ступенькам, и они скрылись в  домике. Что-то во  взгляде однокрылого меня зацепило и, заметив, что Саша углубился в поднятый капот, я юркнула назад и притаилась под окном.
       «Ну что ты, как? - услышала я. - Я тут переволновался и выпил немного. Ложись... вот так... Ногу давай сюда положим...». Какой заботливый, будто за девушкой ухаживает, - с неприязнью к однокрылому и к свалившейся на него заботе, подумала я и ушла в наш домик.   
        Когда вошел Саша, я лежала на кровати и смотрела в потолок. Саша открыл шкафчик, достал бутылку вина (точно такую же, здесь все покупают это вино, оно слегка сладковатое и приятное на вкус), поставил на стол стеклянные бокалы, тоже точно такие, как у Дориана – сервис в каждом домике одинаков, вплоть до цвета покрывал. «Садись, давай выпьем». «Мы будем напиваться?» - спросила я и встала. «Нет, не будем. Мы немножко...». Он разлил вино по бокалам. Я послушно села напротив.
    -  Я хочу тебе сказать... я ведь не слепой и не чурбан, как ты можешь обо мне думать...
       Саша выпил одним духом весь бокал и посмотрел на меня проникновенно и сочувственно, как смотрят давно и прочно любящие.
    -   Короче, Дорик... он гей. У них с Серафимом любовь... уже несколько лет. Они любят друг друга! Так бывает, надеюсь, ты знаешь о таком, не в лесу ведь живешь. И очень надеюсь... - Саша коротко глянул на меня и отвел глаза. Видно было, как мучителен был для него этот разговор, - очень надеюсь, что между вами ничего не случилось, пока... пока мы с Фимой уезжали.
       Я вцепилась обеими руками в стул, чтобы не свалиться. Потому что меня начало трясти. Я не верила своим ушам. Мы только что, почти только что были вместе. Мы занимались любовью. Пусть и недолго, всего полчаса, или меньше... Он ведь боялся, что нас застанут. Из-за Саши боялся. Дориан очень великодушный и не захотел встать между нами. Какие глупости Саша говорит... Этого быть не может, потому что... просто не может быть.  Дориан нужен мне, мне, мне...
      «Замолчи!» - сказала я. Или показалось, что сказала.
      Саша еще что-то говорил, долго, но я не воспринимала, мои уши были словно заткнуты ватой. Когда о чем-то не хочешь слушать, то и не услышишь. А услышишь, так упорно не поймешь.
       Мы выпили всё вино, и я легла на нашу широкую кровать, мне почему-то сильно хотелось спать, хотя было еще рано, даже солнце не зашло. Я повернулась к стенке и уснула, не знаю, когда лег Саша и лег ли он вообще. Я ничему не поверила и уснула, с тяжелой от выпитого вина головой. Мне приснился кошмарный сон. Казалось, он никогда не кончится. Снились коты. Они были ужасны и они были всюду. На ковре, на подоконнике, на кресле, на столе. Черные, с горящими в темноте злыми глазами. В постели, в ногах,  что-то круглилось под одеялом, оно шевелилось и дыбилось, я  с ужасом откинула одеяло, и кот кинулся мне в лицо... Я бежала по комнатам, открывала двери, за каждой дверью сидел кот и шипел, готовый броситься на меня, я с криком захлопывала дверь и бежала дальше. Но они ждали меня всюду, и за дверью ванной, и в кладовке. Только за балконной дверью никого не было, я кинулась к перилам и посмотрела вниз, с двадцать первого этажа... И проснулась.
       В окно сквозь тонкую занавеску светило солнце. Я была одна. И ничего не помнила. Сашины слова как ластиком стерли. Я была счастлива. Оказывается, я давно не была счастлива и не знала об этом. Я умылась, привела себя в «хорошенький вид»,  вышла на крылечко.  Саша сидел на скамейке и ждал меня. Мы пошли завтракать. Я вертела головой, но больше никто не появился. «Они с утра поехали в магазин, Фиме нужны новые кроссовки», - сказал Саша. А, ну да, однокрылый вчера поранился и залил их кровью, вспомнила я.
       Когда мы через час вернулись, то все вместе пошли на пляж. Купались, играли в волейбол. Дориан вел себя так, словно ничего не произошло, он  обходил меня взглядом, а Фима, наоборот, преследовал. Какой волейбол, когда всё так плохо. Хуже, чем в том ужасном сне. Там можно было проснуться, и всё исчезло. А здесь как проснуться? На самом деле я не забыла ни одного слова, сказанного Сашей. Разве только последние, успокаивающие и утешающие. Я просто, неведомым мне до сих пор усилием, загнала их куда-то далеко, в черную глубь сознания. Птому что мое ясное сознание изо всех сил сопротивлялось и негодовало, оно не желало те слова воспринять и, следовательно, задуматься о смысле услышанного.
       В какой-то момент я оказалась рядом с Фимой, и мы оба нагнулись за мячом. Я первая схватила мяч, подняла глаза... На меня с ненавистью смотрел... кот из моего сна. И глаза, впившиеся в меня, были не синие, а чернущие, и в них колыхалась такая злоба... Так только женщины умеют смотреть на другую женщину – соперницу. Я сунула Фиме мяч, мол, на! бери! и ушла из игры. Мне почудилось в этот момент, что я отдала Фиме не мяч, а отдала его – моего Дориана Грея.
       Но примириться я никак не могла. Покажите мне женщину, у которой на глазах отнимают любимого, и она смотрит на это безразлично! Даже в такой нестандартной ситуации, в которой оказалась я. Каждое появление Дориана вблизи отзывалось во мне глухой болью. И тоской по нему. А он был нейтрален, сдовно я для него была бездушной куклой или вот этим кустиком у тропинки. Хотя я однажды уловила его пристальный, но короткий взгляд. Что в нем я успела понять – раскаяние, сожаление, пренебрежение? Всё что угодно, но только не тяготение ко мне.  Надо было как-то и чем-то успокоиться, отстраниться, но как, я не знала.

     -  Мы уезжаем домой, - сказал Саша. И, опережая мой вопрос, быстро добавил: - Сегодня, после обеда.
        То есть, мы уедем раньше на один день. А те останутся. Это хорошо, что мы не поедем вместе, в одно время. Теперь мои мучения – раз! – и закончатся.
        Мы уехали, а они остались. Помахали вслед нашей машине.

        Так и ушел от меня мой бандерлог, Дориан Грей. Хеппи-энд не получился. И не мог получиться. Само слово «хеппи-энд» –  вторая его половина означает «конец». И что тут может быть хорошего – в конце? Конец – это конец всего. А слово «хеппи» просто прицеплено. Для утешения. И всё.
       Но примиряться с обстоятельствами не мой удел. Такой никчемный «энд»  меня никак устроить не мог. Я продолжала тосковать по Дориану. И это сказывалось на моей семейной жизни самым печальным образом. Но мне было всё равно. Однажды я не выдержала и позвонила ему – нашла телефон в Сашиной записной книжке. 
       Мы встретились в Тель-Авиве, на маленькой улочке, отходящей от Алленби. Мужчины приходят на свидание к женщине с цветами. У него не было даже цветочка. Он не считал меня женщиной. Так, мимолетное и ненужное, не подавленное вовремя желание. Мы вошли в первое попавшееся кафе, полутемное и не очень чистое. Сели в углу за столик, я попросила у девушки в синем передничке чай, Дориан тоже. Я помешивала ложечкой чай, он делал то же самое, мы подняли глаза друг на друга и рассмеялись. Нас обоих рассмешили одинаковые движения и одинаковое синхронное позвякивание ложечек. Но этот смех ровно ничего не значил.
    -   Как ты? - спросил он вежливо. - Как дела?
    -   Какие дела? - я усмехнулась. - Нет у меня дел. Живу, работаю... как все. Я хотела видеть тебя. Я скучаю по тебе.
        Я так выразилась – «скучаю». На самом деле это слово не отражало и сотой доли чувств, которые я испытывала к нему. Дориан положил свою ладонь на мою руку и  погладил.
    -   Это ты напрасно. Ты должна понять, между нами ничего не может быть. Потому что... невозможно. - Голос его был мягким, но глаза прохладные и отчужденные.
   -   А как же тогда, на Кинерете? - жалко и ненавидя себя за эту жалкость, спросила я.
   -   Это было случайно. Потому что... - он не договорил, но я услышала: «потому что ты этого хотела»
   -   Ну да. Но ты не отказался. И сейчас пришел, не отказался. Почему?
       Я хотела понять этого мужчину. Когда понимаешь, вроде бы легче должно стать. Но он не стал ничего больше объяснять, только пожал плечами. Он живет в своем мире, непонятном и недоступном моему обычному и вполне тривиальному сознанию. Больше говорить было не о чем. Конечно, мне-то было о чем, но ему нет. Мы допили чай и расстались, вполне дружелюбно. Он улыбнулся мне на прощание своей непостижимой улыбкой.
*

     ... Я прогуливалась по улицам Тель-Авива, бесцельно и бездумно. Как часто делаю. Просто так. Я хотела себя убедить, что «просто так». Недавно я прочитала у одного видного психолога, что как-то он попал в буддийский монастырь, и его заставляли там ходить сорок дней пешком и улыбаться. И скоро он обрел просветление и очистился от всего лишнего и ненужного. И что ходьба действует на организм крайне положительно. Она вычищает грусть, боль и прочие ненужные чувства. Главное – не впадать в депрессию и больше двигаться. Вот я и двигалась.
        В конце концов, я встретила его. Дориан шел мне навстречу с молодым парнем, они были увлечены разговором, и Дориан только скользнул по мне безразличным взглядом. Они прошли мимо. Я не выдержала, приостановилась и оглянулась. Он тоже оглянулся. Значит, узнал. Оставив своего спутника, Дориан подошел ко мне.
     -   Привет! - сказал он и улыбнулся. От его улыбки можно было умереть на месте. - У тебя всё хорошо?.. Знаешь, я немного беспокоился... Как Саша? Мы ведь давно с ним вместе не работаем.
    -   Всё нормально. У нас всё хорошо, - ответила я, прикипая к нему глазами.
    -  Я рад. - Он опять улыбнулся и поцеловал меня в щеку, легко, чуть прикоснулся губами. И пошел догонять своего друга, который, видимо, уже в обиде, демонстративно отвернулся и медленно уходил, очень медленно.
       Дориан, раньше такой чуткий, не заметил, что я хотела отстраниться от его поцелуя. Может, я только мысленно хотела, и только внутренне вздрогнула, но внешне мое движение никак не отразилось.
       Он догнал своего мальчика, обнял его за плечи, и они, не спеша, удалялись. Но на ходу Дориан вдруг обернулся и опять улыбнулся мне. Впервые его улыбка показалась неприятной, лицемерно-притворной. Мне стало жалко себя. Жалко Сашу, с которым мы расстались, хотя и не развелись официально. У нас пока не хватало духу. И ни в чем неповинного Йоську обижать не хотелось ни мне, ни ему. Пусть Йоська думает, что мы просто поссорились, временно. Как ни странно, мне даже было жалко однокрылого Фиму, совсем чуть-чуть. До меня как-то, совсем случайно, дошел слух, что Фима дрался из-за Дориана, ревность была его сильной чертой, и его даже посадили, но потом выпустили, и он исчез, уехал куда-то в другие края. Так что, у всех какой-то «энд», всё более-менее хорошо. Или будет хорошо.
       В моей сумочке завибрировал, потом затрезвонил «хабанеру» телефон. «У любви, как у пташки крылья...». Дурацкая мелодия, надо поменять. Я достала телефон и глянула на светящийся голубой экранчик. Саша...
     -   Привет, - сказала я. - Что-то случилось?.. У меня... Нет, у меня всё нормально, у Йоськи тоже... Да? С чего вдруг?... Просто так... Ну хорошо, я приду. А где это кафе?.. Ресторан?.. Ладно, сейчас приеду, такси возьму. А ты сделай пока заказ, что-нибудь такое... Очень есть хочется... Да, и кофе тоже... Да, уже еду... Да, и я... 
       Как-то он странно произнес «целую». Будто мороженого объелся.
      Я кинулась ловить такси с такой скоростью, будто наступает конец света и, если сию же минуту не поймаю, другого такси уже не будет.

                                                                                               END  /  HEPPY  END