Очнулась я от острого нашатырного запаха, попробовала открыть глаза, и тут же зажмурилась от дикой головной боли. Кругом был жуткий шум - визжали сирены, кричали люди. Сквозь этот хаос я слышала крик
- Открой глаза. Открой глаза! где больно?
- Голова, - еле ворочая языком, сказала я, и тут же снова вырубилась, хотя и чувствовала, что меня куда-то волокут.
Я пришла в себя на больничной койке в коридоре больницы, вокруг стояли врачи, один из них наклонился и сказал:
- Ну, что, малышка, пришла в себя?
- У меня был обморок? - спросила я.
- Почти, - ответили мне, - ты можешь говорить? Ты помнишь, какой сегодня день? Ты знаешь телефон родителей?
Я напряглась. Что за глупости они говорят. Ну, болит голова, ну шумит в ушах, но это не значит, что я с ума сошла. Я им ответила на все вопросы, они подключили меня к какой-то капельнице, и ушли. А я мгновенно уснула.
Проснулась оттого, что меня трясла за плечи мама и кричала:
- Триш, открой немедленно глаза.
Я открыла, и увидела залитую слезами маму, папу и Игоря. Он держал меня за одну руку, а папа за другую.
Мама немедленно стала меня ощупывать, и выяснять, что болит. Ничего не болело. Немножко отдавало в голове и ушах от ее крика.
- Чуяло мое сердце, - плакала мама, - нельзя было ее отпускать.
Подошли врачи, сказали, что меня осмотрели, все в порядке, последствия шока будут еще сказываться, они могут оставить меня на ночь в больнице, а могут с родителями отпустить домой. Девочке нужен покой, сильное обезболивающее, и никакого шума - тут они выразительно посмотрели на маму. Через неделю она должна прийти на проверку, а если будут какие-то нежелательные симптомы - то раньше.
- Конечно, - прошептала она. - Триш, деточка, мы едем домой.
- А Игорь? - спросила немедленно я.
- Конечно, - быстро отозвался он, - если твои родители не против.
- Все, что она захочет, - сказал папа, - сходи. Поймай такси во дворе. А мы с Юлей и Триш будем тихонечко спускаться.
На прощанье врачи сделали мне еще укол - вероятно, снотворное. Так что я задремала еще в такси, и даже не помню, как меня привезли домой, и уложили в кровать.
О взрыве
Утром мне рассказали, что в пиццерии Сбарро, которая расположена почти на углу улиц Яффо и Кинг Джордж, произошел взрыв, а я чудом осталась жива, потому что хотя и была рядом с этим местом, но не попала в эпицентр взрыва. Пострадали не только те, кто сидели в самой пиццерии Сбарро, но и все, кто стоял на переходе трех улиц. Было много раненых, которых немедленно стали развозить по больницам. Тут и я попалась со своим шоком.
У мамы в мастерской грохнуло. И картины стали падать со стен. Сначала она решила, что это землетрясение. А когда услышала сигналы полицейских машин и амбуланса, поняла, что это взрыв. И где-то близко. А я ушла 10 минут назад в том направлении.
Дозвониться ей до меня не удалось - обычно в таких ситуациях отключают все мобильники, чтобы тот, кто взрывает, не мог по телефону еще что-нибудь тут же взорвать. Мама, как безумная выбежала на улицу, и попала в заграждение - полицейские огородили все пространство, и пропускала только скорые. -
Она рыдала у заграждения и спрашивала, не видели ли тут девочку Триш со смешными волосами, в джинсах и фенечками на руках. Про фенечки оказалось очень кстати - кто-то из полицейских вспомнил, что была девочка в браслетах, у нее был шок, и ее отправили в какую-то из больниц.
Мама побежала в ближайший дом к подруге, и стала названивать по телефонам. Мой мобильник молчал, она стала обзванивать больницы, попыталась позвонить отцу и Игорю. Ничего. Подруга пока смотрела новости по телевизору - там обычно сообщают, кого в какую больницу отправили. В этот момент ожил мамин мобильник, раздалось сразу несколько звонков. Но главное - позвонили папа и Игорь. Обоих тоже не пустили за ограждение, и они решили ехать узнавать прямо в больницы.
Папа отправился в больницу "Шарей Цедек", Игорь решил сначала забежать в больницу "Бикур холим" - рядом с улицей Яффо. А мама, схватив такси, отправилась в Адассу.
Уже когда она ехала в такси, раздался звонок из больницы, и ей сообщили, что я как раз в той Адассе, куда она и ехала. Она перезвонила папе и Игорю. Те круто изменили свои маршруты, и направились к ней.
Почти все наши родные, и друзья часто бывают в этом районе. Рядом со "Сбарро" как раз в центре города огромный переход, и откуда бы ты ни шел, его не миновать. И весь вечер, и все утро весь Иерусалим был пронизан телефонными звонками. Люди хотели убедиться, что их родные и близкие живы. И мои родители звонили по телефонам, и им названивали и ахали, узнав, что я и тут ухитрилась оказаться в ненужном месте в ненужный час. Разговаривали шепотом на кухне - в моей комнате отключили телефон, чтоб была полная тишина.
Утром мне было еще плохо, подташнивало, днем я пришла в себя, и спросила, где Игорь.
- Он звонил уже несколько раз, - сказала мама.
- И вы меня не позвали?
- Он не просил, он понимал, что тебе сейчас лучше не разговаривать.
Мне уже стало лучше, и я хотела видеть всех, особенно Игоря.
Вечером - не в мастерскую, а домой, к нам начал подваливать народ со своими историями. Вероятно, людям надо побыть вместе после такого. И наш дом такой. Он - как корабль. Пришла мамина подруга Катя -журналистка. Пришли мои девчонки, народ все прибывали, и прибывал, Жить было невозможно.
Катя принесла кучу снимков - она тоже оказалась там, но почти сразу после взрыва. Ее пропустили в заграждение, она снимала все подряд - для того, чтобы потом можно было отыскать этих людей, и для газеты. Потом она бросила фотоаппарат, и стала помогать спасателям.
Снимки были ужасные. Разрушенное кафе, окровавленные люди, спасатели с носилками. Она снимала вблизи и издалека. И вдруг на одном из снимков мы увидели носилки вдалеке, а с них свисала рука в моем браслетике.
- Боже мой, - закричала Катя, - это ты, а я тебя не узнала.
- Нет, - сказала мама, вглядевшись, - это не Триш. Посмотри - волосы черные и длинные. А фенечки - мы же сделали их почти на весь город.
- Какой ужас! - продолжала рыдать Катя.
Я-то знала, что мама Катю просто обманула - не было там черных волос. Просто на мне в тот день была черная косынка.
- Кстати, а никто из вас не знает, что с тем музыкантом, который всегда сидел у Сбарро?
Оказалось, что его знали все. Знали, что на этом углу всегда сидит музыкант и играет. Но никто не знал его имени. Кроме Игоря. И тут Катя сказала, что мы обязаны его разыскать, что он, в некотором роде - символ Иерусалима. И не важно, что он не лучший музыкант на свете - важно, что его знали, и для всех он намертво связан с этим местом.
Ну а потом все разъехались по домам.
Я была не в себе еще целую неделю - оказалось, что у меня было легкое сотрясение мозга, и легкая контузия. Насчет легкой - это легко сказать - неделю я пролежала в комнате с зашторенными окнами и маялась головной болью. Впрочем, в сравнении с остальными пострадавшими я отделалась еще легко.
Игорь делил свое время между работой, отцом друга и мной.
Я перестала выпендриваться, стала кротка и молчалива, а Игорь пугался все больше - он знал другую Триш.
Через неделю я обхамила его по телефону, а он бурно обрадовался:
- Ура, Ты чувствуешь себя лучше. Когда начнем выходить из дома?
- Завтра.
- Отлично. У меня есть для тебя сюрприз. Никому не говорил, но завтра тебе покажу. Ты сможешь со мной доехать до Машбира?
Он заехал на следующее утро за мной, мы поймали такси, доехали до банка "Апоалим" рядом с "Машбиром", и вышли.
- Стой, - сказал он, - слушай.
И вдруг послышалась знакомая мелодия. Я пошла вместе с Игорем на этот звук, как завороженная, по направлению к остановке автобуса, и увидела человека с гипсовой повязкой на шее. Он сидел на стульчике и играл на мандолине. Это был Боря.
- Это мой сюрприз! Рада? Я его все дни искал, но не подошел - тебя ждал.
- А почему Кате не позвонил? Она же просила.
Мы отошли назад к Машбиру. Позвонили Кате, она примчалась мгновенно с фотоаппаратом и магнитофоном. Вот тут мы уже всей троицей и подошли.
Катя попросила разрешение сфотографировать Борю, и взять у него интервью. Он сразу согласился и приосанился.
- Здорово, что вас не было возле Сбарро в день взрыва! - радовался Игорь.
- А кто вам сказал, что меня там не было? Видите гипсовый воротник на шее. Я там был.
- А как же...
- Бог спас.
Мы переглянулись. Катя не выдержала и спросила:
- Кто-кто спас?
- Я же говорю - Бог и хозяин кафе
Тут ошеломленная Катя включила диктофон и стала записывать.
- Я сидел и играл у самых дверей. Вышел хозяин и попросил меня перейти правее, потому что моя музыка мешала кассирше работать. Я и передвинулся. Только успел сесть на стульчик, и тут раздался взрыв. Вы не представляете, что это было. Мимо пролетали тела людей, прямо на меня посыпались выбитые стекла... Если бы хозяин меня не прогнал с того места - меня не было бы в живых. Если бы я не успел рядом сесть на стульчик, а стоял бы - меня тоже не было бы в живых. Когда приехала скорая (амбуланса), я еще был в шоке, и говорил, что все в порядке.
- Посмотри на себя, - сказали они, - ты же весь в крови, - и увезли сразу в больницу на улице Штраус. Оказалось, что я изрезался вылетевшими стеклами, даже задело хрящик позвоночника - видите? - Он показал на свой гипсовый ошейник, - приходится носить.
- А вы хоть знаете, сколько незнакомых даже вам людей переживали сейчас за вас. Но ведь никто даже фамилии вашей не знал. Вы, наверно, думали об отъезде, после всего случившегося?
- Куда я уеду, - отозвался Борис. - Мы сюда приехали не для того, чтобы уезжать. Здесь наши дети, уже взрослые, отцу моему девяносто четыре года будет, он живет в Бат- Яме, мне вот через три месяца шестьдесят будет. И пока я жив, я буду играть для всех. Я думаю. Что Бог меня и хранит, чтобы я мог дарить людям радость. Это моя работа. И я буду играть, что бы ни случилось".
Катя назвала интервью - "А музыкант играет"
"Немножко восторженно написано, - откомментировал потом статью папа, но Кате, естественно, ничего не сказал. Я же могу подтвердить, что последние слова Бори она записала слово в слово.
А тогда ничего напыщенного не было. Вокруг Бори собрались люди, его фотографировали, и не только Катя, обнимали. Я заметила, что Игорь, обнимая Борю, сунул ему в карман несколько купюр. Катя обещала, что фотографии и статья появятся через два дня.
Но отдать Боре газету не удалось - он отправился на лечение в санаторий. Мы решили сохранить для него пару экземпляров.
Через месяц мы с Игорем, направляясь в дом Тихо, обнаружили Борю на улице Яффо на кикар Цион. Мы сразу подошли к нему, и Игорь стал оправдываться, что не взял с собой газету, которую сохранил для Бори.
" Молодой человек, - сказал ему Боря, - неужели вы думаете, что у меня нет этой газеты. Я отксерил 90 экземпляров и отправил своим родственникам во всем мире. Пусть они знают, что Борю так просто не сломить. Боря играет. И о нем пишут статьи.
- Нормально, - сориентировался Игорь, - надеюсь, что все родственники почтут эту замечательную статью, и быстро уволок меня, так как я совершенно неприлично корчилась от сдавленного смеха. Он говорил с таким замечательным чувством собственного достоинства.
Игорь обожает подытоживать. Вот и сейчас:
- Зря смеешься над ним. Если подумать - этот взрыв даже пошел Боре на пользу. Отделался он легко - поносил немножко гипсовый воротник...
- Он ему даже шел, - подхватила я.
- Он еще раз уверовал в бога, он стал популярным благодаря статье, он обрел чувство собственного достоинства. Это немало!
- Ну, да, - сказала я. - А меня тоже Бог спас?
- Конечно. Бог и твои фенечки.
- Как это?
- Твоя мама рассказала мне - мы с ней много говорили, пока ты лежала дома в темноте, - что когда ты собиралась уходить в аптеку, то заметила, что одного браслетика на руке не хватало. Ты заметалась по комнате, и пока ты искала его, то потеряла на это минут пять. Это были те самые пять минут, которые тебя спасли. Значит, в этих фенечках был заложен свой смысл, и ты недаром настаивала, что их должно быть семь!
- Это я такая умная? - обрадовалась я.
- Нет. Это ты такая упрямая. Тебе вообще не нужно было туда ходить. Мы с твоей мамой пытались тебя отговорить.
- Значит, ты говорил с мамой. А про стихи она тебе рассказала?
- Нет. А что про стихи?
- Ничего. Мне пора. Я должна бежать.
И я убежала, на ходу крикнув ему, чтобы он мне позвонил завтра. Он и в самом деле умный и даже мудрый - вон как развернул историю с фенечками. Но пусть лучше он беспокоится, куда я так внезапно делась, чем я буду ходить за ним и спрашивать, когда мы увидимся.
А насчет Бори и фенечек он, конечно, прав
ПОЕЗДКА ТРИШ В ПАРИЖ
За две недели до моего дня рождения папа с мамой сказали, что нужно серьезно поговорить по поводу этого дня.
- Ясно, - подумала я. - Хотят отпраздновать его в доме Тихо со всеми родственниками и друзьями, - но промолчала.
- Давай вообще его перенесем.
- Это с какой стати, - завелась я. - Мы с ребятами сами все придумаем, соберемся и отметим.
- Тебя вообще здесь не будет, - загадочно сказал папа.
Тут я заинтересовалась:
- А где я буду?
- В Париже, - скромненько сказал папа. - Мы с мамой решили, что хорошо бы отпраздновать день Рожденья там. Мы уже и билеты взяли. Помнишь Таню с Леней? Они нас давно приглашали... собственно говоря, это была их идея. Так что через два дня вылетаем к ним в Париж.
- Глупая шутка, - сказала я, - у нас же денег нет.
- А это уже наша проблема, - сказала мама. - На самом деле это я всю жизнь мечтала отпраздновать день рожденья в Париже. И Таня знала об этом. Мы с ней подумали и решили сделать тебе такой подарок. Тебе не нравится?
- Вау! - завопила я, и кинулась к ним на шею. - Здоровски. Когда летим?
- Через три дня.
Все эти дни я носилась по Иерусалиму, друзья подарили мне путеводитель по Парижу, и советовали, что нужно посмотреть. Обидней всего, что Игоря не было в городе. Он с родителями уехал на Синай. Я позвонила ему. А он в ответ сказал, что сбылась давняя мечта еврея из анекдота, который мечтал о пересадке в Париже, когда летел из России в Израиль. Тоже мне шуточки. Мы договорились переписываться эсемэсками - мама услышала от меня это слово и сказала: "Какой ужас", а я сказала, что не ужас, а электронное сообщение по мобильнику.
Короче, два дня промелькнули, мы добрались до аэропорта, где милые девушки спрашивали, нет ли у нас с собой оружия и прочего, не просил ли нас кто-нибудь что-нибудь провести, прошмонали весь наш багаж, и, наконец, мы оказались в самолете.
А теперь я признаюсь - я безумно боюсь самолетов. Даже папе с мамой никогда об этом не говорила. Кто-то мне сказал, что по-чешски самолет - это "летадло". Так вот, когда я вижу это летадло, я понимаю, что это железное хвостатое, крылатое чудовище летать не может. Это - когда видишь его вблизи. Когда оно проносится в небе - так ничего себе. Или видишь по телевизору. А на земле.... Поэтому, как только мы сели в кресла, я закрыла глаза и заснула. А проснулась, когда мы уже приземлились в аэропорту Шарль де Голь.
В аэропорту нас встретили мамины друзья. Погрузили в свою машину, и повезли на улицу Рокетт. Сами они жили в Медоне - пригороде Парижа, но их друзья были в отъезде и оставили свои ключи от квартиры, чтобы мы могли пожить три недели в центре Парижа возле площади Бастилии.
Мы прошли по этой улочке, миновали ярко освещенное кафе, и буквально в этом же доме и оказалась наша парадная. Нужно было подняться на 3-ий этаж, и там оказалась небольшая двухкомнатная квартирка с крохотной кухней и маленькой ванной. Холодильник был забит едой, нам дали все инструкции, и уехали. Время было позднее, и Леня с Таней решили, что нам надо отдохнуть, а завтра с утра они обязательно будут у нас.
Ура! Мы в Париже. И мне немедленно захотелось выскочить на улицу. Мама распаковывала вещи. А я умоляюще смотрела на папу. Конечно, он сдался.
- Слушай, Ксюшка, - сказал он маме. - У меня предложение. Мы с Триш выйдем ненадолго. Ты все разложишь, и присоединишься к нам.
- А ужин? - строго спросила мама.
- А мы с папой видели прямо под домом кафе. Давай там поужинаем. И от дома два шага.
- Ладно-ладно. Триш. Ты же все это и затеяла, чтобы в кафе вырваться. Хорошо. Вы идите, а я приду через полчасика.
И мы пошли. Уже стемнело, но ярко горели огни кафе. И папа, было, направился к нему, но я его потянула дальше.
- Папа, - зашептала я. - Я всегда мечтала увидеть Бастилию - ну, где мушкетеры сидели. А говорят, мы в двух шагах от этой площади. Давай посмотрим.
- Давай, - сказал папа, - но боюсь, ты будешь разочарована.
- Мы прошли по улице вперед, и оказались перед большой площадью, в центре которой стояла колонна, а наверху была скульптура танцующего мальчика.
- Это что? - спросила я изумленно.
- Это - Гений свободы!
- При чем тут гений - я хотела посмотреть Бастилию, три мушкетера, ну, что я буду опять тебе все объяснять. Где это?
- Здесь, - ответил папа. - Ты стоишь на площади Бастилии.
- А где крепость-тюрьма?
- Историю надо знать Триш. В конце 18 века был штурм Бастилии. Французская революция. Через несколько лет тюрьму снесли, а уже позже на ее месте поставили колонну с гением свободы. Нет твоей Бастилии. И больше никому не говори, что ты хотела ее видеть - засмеют. Хотя... Не горюй. Я тоже долго мечтал увидеть именно ту Бастилию. И тоже зачитывался тремя мушкетерами. Ну, ничего - зато теперь здесь здание новой оперы. И площадь хороша. Днем мы здесь погуляем. А пока предлагаю отправиться в наше придворное кафе, которое ты приглядела.
Но мне уже понравилось другое кафе. То, которое находилось на самой площади - столики на улице, свет, смеющиеся люди. И называется - Бастилия.
- Нет. Триш! Мы же договорились освоить кафе в нашем доме. Что же ты - готова его сразу променять. Даже не зайдя туда? А знаешь, кстати, как оно называется? "Ротонда". Так же, как называется и самое знаменитое кафе в Париже.
Я заинтересовалась, и кротко пошла за папой в его придворную Ротонду. Мы вошли. Уютно. Из магнитофона за стойкой неслись песни Брассанса. Неподалеку, около стойки, лежала собака.
Мы сели за столик.
- Мадемуазель! - подошел ко мне хозяин. Я загордилась ужасно. Еще никто никогда ко мне так не обращался. Но хозяин уже посмотрел на папу.
- Мсье? - вопросительно сказал он.
А у папы-то с французским слабенько. Его не заставляли в школе учить французский. Вот мама училась сначала во французской школе. Но ее сейчас не было. Так что вся надежда на меня.
- Это ваша собака? - затараторила я по-французски. - Она мне жутко понравилась, и песни Брассанса я люблю. Мы только что приехали, и будем жить три недели в этом самом доме, а что вы нам посоветуете взять на ужин. Только легкий. Я люблю кофе со сливками. И круассаны...
- Видно, что вы тут впервые, - улыбнулся хозяин. - Все завсегдатаи знают моего Дика. С виду огромный, а ласковый - мухи не обидит. Но сторожит всю ночь. А вы хорошо говорите по-французски, мадемуазель. Вы только вдвоем с папой?
- Нет. Сейчас и мама спустится. Она хорошо говорит по-французски. И тоже любит круассаны.
- А папа что любит?
Папа посмотрел на меня. Из всего он понял только, что я заказала кофе со сливками и круассаны.
- Мне бы, Триш, яичницу с ветчиной, - сказал он.
Я перевела, хозяин рассыпался в любезностях, предложил горячий бутерброд с ветчиной, а насчет яичницы - конечно, обязательно. Он тут же принес нам две порции кофе, круассаны, маме закрытый кофейничек и сливки, чтобы не остыло до ее прихода, и ушел разогревать бутерброд, и готовить яичницу. Папа взялся за кофе, и начал мне рассказывать про знаменитую Ротонду, где собирались сливки 20-х годов. И обещал потом мне ее показать.
Я вертела головой, разглядывала все и всех, кто был в кафе. Обалдеть.
Очаровательная марроканочка в полицейской форме - наверно, знакома с хозяином. Погладила Дика, выпила у стойки чашку кофе, прихватила с собой бутерброд и убежала.
Супружеская пара с ребенком. А у него на коленях - котенок. Наверно, побоялись оставить дома. Хозяин принес им блюдечко с молоком, и малыш поил его прямо на коленях. Еще двое мужчин пили пиво. Дверь открылась. И на пороге появилась мама.
Ну, что я могу сказать. Перед уходом хозяин пригласил нас быть постоянными посетителями его кафе, и если мы захотим рано позавтракать. Или поздно поужинать - его дверь всегда открыта. Тут мама поинтересовалась, до которого часа дверь открыта? Оказалось до часу или двух ночи. "Кафе закрывается, мадам, торжественно произнес хозяин, когда уходит последний посетитель". Очень мне это понравилось. Тем более что к этому моменту на часах было двенадцать ночи. Вот так. И мы отправились к себе.
С тех пор у нас и появилась эта традиция - забегать в наше кафе. Мы стали завсегдатаями, нас знали все постоянные посетители, а хозяин, завидев меня, сразу здоровался и приносил кофе со сливками и круассаны.
Леня с Таней опекали нас по очереди. Оба работали, каждый выбирался прогулять нас по городу, когда мог, вечера мы чаще всего проводили вместе с ними или с общими друзьями. Они тут же попытались подсунуть мне своего знакомого мальчика, чтобы он водил меня по городу. Ему было пятнадцать. Жан. Сын их друзей. Не больно-то и хотелось. Я поставила условие. Если он придет в наше кафе в11 утра, и узнает меня сам - тогда так и быть денек я с ним погуляю. Ну, это произошло не сразу. Как выяснилось, один раз он опоздал, потом не смог, а я чинно каждый раз появлялась на минутку ровно в 11, и тут же исчезала. За это время мы успели побывать в Лувре. Мне туда совсем не хотелось, но пришлось.
Теги: Триш