Я был еще  ребенком, но  запомнил  голос  Руни  - низкий, хриплый, обаятельный...Она  пела лагерные песни... Ничего подобного я не слыхал.
    А второй голос, который врезался в мою память - Ниночкин. Она выросла, училась на филфаке, но в домашних компаниях тоже пела. Песни Городницкого, Окуджавы... А голос был - наивный, тонкий, чистый...как струя. Это свойство ее голоса пленяло не только меня.  Один из первых фильмов Киры  Муратовой "Долгие проводы" заканчивался песней "Белеет  парус  одинокий..." Но мотив  был непривычный, далекий  от классического романса, без    сопровождения  музыки  - только голос...Летящий, нежный, дарующий надежду.
   Я досмотрел этот фильм, и вдруг понял, что голос мне знаком. И лишь потом, в титрах, обнаружил Нинкино имя.

   Вот такое было у нас прошлое. А настоящее? Выяснилось, что английское радио тоже вполне оценило этот голос, и уже многие годы Нина работает именно там.
    Нам было, что вспомнить, когда мы сидели у нее дома в Лондоне. Да,  совсем  взрослая... Да, пожалуй, все  же переменилась - деловая женщина...
    И вдруг я заметил гитару...
    - Спой!
     Она  отнекивалась, давно не поет, и вообще...А потом махнула рукой и взяла гитару.
   И снова я услышал ее голос. И наши любимые песни. Прошлое возвращалось.

   Я закрыл глаза. Что-то удивительно знакомое почудилось мне вдруг в этих интонациях. Что?
   -  Фрида,- вдруг пробормотал я. Ну, конечно же, это ее  интонации...
   - Что? - встрепенулась Нина. - Ты знаешь Фриду?
   Я удивился:
   - А ты?
   - Забавно, - засмеялась Нина. - Она была здесь неделю назад. Я с ней дружила еще в школе. Кстати, вместе пели. А потом много лет не виделись. Как с тобой. И вдруг - как снег  на голову. Все такая же обаятельная. Работает учительницей. Двое  взрослых детей. Кстати, ты что, в Израиле  с ней  познакомился?
   - Да,нет, - сказал я. - еще в Ленинграде, в университете. Так,  мельком...Я и не знал, что вы с ней дружили...
   -  Ну, вот видишь, милый, - пошутила Нина, - Оказывается и профессора не все знают. А ты, небось думал, что знаешь все. И чего ты еще не знаешь?
   - Много чего. Ее адреса, например. У тебя есть?
   - Конечно, - усмехнулась она. - Неужели влюбился?
   - Отнюдь! Влюблен я всю жизнь в тебя. Сама знаешь. Особенно в твой голос. Но тут у меня мощные соперники.
   - Я!- быстро отозвался ее муж.
   - Правильно! - сказал я .- И радиослушатели.
          Поздно ночью мы прощались. На следующий день я улетал в Израиль. Нинка поцеловала меня на прощанье и сунула в карман  куртки какой-то пакет.
   - Подарок. - сказала она шепотом .- Береги себя. Пиши!
       ----
    С детства я любил подарки и сюрпризы. Но совершенно не выдерживал неизвестности. Я отыскивал подарки родителей к Новому Году еще до того, как они успевали их положить под    елку. А в детективах я всегда читал сначала последнюю страницу.
    Так и здесь. Сверток я развернул еще в такси по дороге в гостиницу. Там была фотография. Две смешные девчушки. И  елка. А на обратной стороне - адрес. Иерусалимский. ФРИДА.
    ----

      Вернувшись из Англии я позвонил Нинкиным родителям -  она просила кое-что для них передать .Мы с ними и так довольно регулярно виделись - ну, несколько раз в год по крайней
   мере.  Они - одна из самых удивительных пар, которые я когда-либо встречал - всю жизнь вместе. Я глубоко чту Илью Захаровича .Он талантливый ученый.
   А прозу Руни (Руфь Александровны) я просто люблю. Особенно тот первый ее роман - "Солнечная сторона". Недаром я встрепенулся, увидев его когда-то на столе в университетской аудитории.
       Она никогда не теряла вкус к жизни - при всех самых сложных обстоятельствах. Зачастую мы сталкивались с ними в самых неожиданных местах: В Америке - на семинарах. В Париже – на  литературных вечерах: как-то раз на концерте Б.Окуджавы, а  потом на вечере петербургского поэта Виктора Кривулина.
   Помню тогда Руня (Руфь Александровна) с великолепным наивным апломбом спросила у меня: "А ты-то тут как оказался?" Хотя, казалось бы этот вопрос скорее мог задать ей я. Я дружил с Витей еще с университетских времен, знал его жену, мы вращались в одном и том же замкнутом кругу так называемой второй культуры - это было мое поколение. А они – она , ее муж, мои  родители были старшим поколением...

    Но надо сказать, что здесь - в Израиле - вопросы поколения удивительным образом смещаются. И отчасти это происходит  из-за свойств этого языка - где нет обращения на вы, нет отчеств... Все на ты - школьники с учителями, профессора со студентами, подчиненные с начальством...Демократия...Но чуть бесцеремонная.
    Я со своей старомодной учтивостью  выгляжу, вероятно, нелепо.  И  студентов своих заразил тем же. Так что с семейством Нининых родителей на ты переходить не стал, хотя  они по старой привычке, конечно, говорили мне ты. К чему это я?

    К тому, что приехав из Англии, я тут же позвонил им, и был немедленно  приглашен в гости. Мы светски поболтали по телефону и я вдруг, неожиданно для себя, спросил помнят ли они Фриду - Нинину подругу. Руня рассмеялась.
   - Да они у нас были несколько дней назад.
   - С мужем?  - не удержался я.
   - Да, нет. С детьми.
   - Маленькие?
   - Ну. это как считать...Замужние дочери - это как? Взрослые или маленькие. Очень милые, между прочим.  Фрида в их возрасте была, конечно, очень обаятельна. Да и сейчас....     Забавно. Когда мы с ней познакомились она была моложе, чем ее девочки сейчас. Так как там Нинка? Ладно, приедешь - расскажешь. Жду тебя в шабат.
   - Руня! - с упреком произнес ее муж.
   - Ну, извини-извини. Видишь, какой он блюститель чистоты языка. Так что русским языком повторяю - приходи в субботу!
    И повесила трубку.
    Да, напор у нее все тот же. И, Слава Богу. Мне нравится. Суббота - так суббота.
     ---
    До субботы оставалось пять дней.  Я уже признавался в любви к Иерусалиму? Нет? Как это писал Белинский: Любите ли вы театр? (В моем случае – Иерусалим. Театра я не люблю) Любите ли вы Иерусалим  так, как я его люблю?  А как я его люблю?  Когда-то, в бытность увлечения Экзюпери, я натолкнулся на его описание - как вживаться в быт города, чтобы он стал своим. Подсознательно я это проделывал всюду - в  Париже, в Риге, в Таллине, в Праге... Выбираешь себе маленькое кафе, обживаешь его, начинаешь любить. То же происходит и с магазинчиком  возле твоего дома. Ты уже знаком с продавцом, и он, при твоем появлении, сразу достает пачку сигарет   Монтана - знает вкусы постоянных покупателей.

    Город начинаешь любить, когда знаешь проходные дворы -  между улицей Агриппас и Яффо, например. Заходишь в запрятавшийся там магазин русской книги Лим, где с тобой    здоровается знакомая продавщица, и показывает, отложенные для тебя, книги.  А потом ты можешь пройти через проходной двор на улицу  Яффо, и выпить  стакан  гранатового сока у величавого грузинского  еврея, который  расскажет  тебе последние новости, а, разрезав гранат - прежде, чем выжать из него сок - заставит тебя полюбоваться на необычайный узор. И заодно напомнит тебе о фильме "Цвет граната".

    Любовь к кафе...

   Лучше всего мне работается в библиотеке или в кафе.

    Я вот тут даже в университете не мог успокоиться, пока не нашел для себя подходящее кафе для работы. Что-то типа ротонды, выходящей на зеленую  лужайку, которая выглядит так, как будто бы ее подстригали последние триста  лет.  Ради одного этого, стоило бы здесь работать. И учиться - так, во всяком случае, утверждают мои студенты. Они тоже часто там занимаются.
   Отрадно...

     Направляясь  к  общинному дому, где  существует Санкт-Петербургское землячество, можно пройти  по улице Бен-Иегуда, выпить чашку кофе (афух), как здесь говорят. Это наоборотный кофе с молоком, где приоритет отдается молоку.
   Но покупаюсь я конечно, на название кафе - "Шагал". А почему  нет? Если здесь даже в больнице "Адасса" в маленькой синагоге  подлинные  витражи  Марка Шагала.
Меня пленяют небольшие жаровни, которые стоят возле столиковов на улице, чтобы посетителям не было холодно. Теплый воздух, горячий кофе, сигареты, уличные мальчишки,    продающие зажигалки, уличные певцы, поющие неподалеку.

   А цветы, продающиеся прямо на улице? То есть, продаются они в  маленьких магазинчиках, но выставлены на улицах. Как это там у Кузмина?

   Если завтра будет солнце    Если встретим продавщицу
   Мы во Фьозеле поедем      Купим лилий целый ворох
   Если завтра будет дождь     Если мы ее не встретим
   То карету мы возьмем      За цветами сходит грум..

    Кому мне дарить эти цветы?

  мои маленькие радости

    Я смотрю на часы и направляюсь к общинному дому. За  последние годы я приучил себя к пунктуальности. Увы. Сделал  я это почему-то в самой безалаберной стране на свете. Моя    точность здесь никому не нужна. И даже ставит окружающих в  затруднительное положение. Так и сейчас - мне советуют зайти  через час. Ну, что ж.  Я знаю тут неподалеку отличное    местечко, где можно спокойно позаниматься.  Это кафе-кондитерская. 0бманка. Внизу тесно, торгуют выпечкой, бурекасами, пирожными, кофе, Но мало кто знает, что здесь уществует второй этаж с уютными полукруглыми диванами, парой столиков и полным отсутствием посетителей. Сидишь практически один, а доброжелательный хозяин, уважая твое одиночество и стремление поработать, бесшумно приносит туда горячий кофе, пирожные, сок; меняет  пепельницы... Уютно.  И  начинаешь рассматривать это, как свои приватные владения. Вот и сегодня - поднимаюсь туда, предвкушая привычное... Мой любимый столик занят. Правда, одна из женщин встает из за этого столика, прощается с подругой и уходит, а вторая    оборачивается, смотрит на меня и вдруг улыбается.

  Фрида!

   Длинная юбка, та же короткая стрижка, темные глаза, ямочки на щеках, такая узнаваемая нежно-лукавая улыбка. Вероятно, чуть пополнела, вероятно, стала  взрослее  и солиднее - я этого не вижу. Я вижу знакомый жест - стряхивает пепел с сигареты в пепельницу и ищет зажигалку - сигарета потухла, и слышу голос, который иногда вспоминал во сне:
   - Ну, что? Решил, наконец, вернуть мне мою книжку?
        ----
     Очнулись мы, когда хозяин кафе подошел к нам и деликатно стал вытряхивать пепельницы и  убирать чашки… Мы огляделись - в кафе не было уже ни одного посетителя, а продавец    нетерпеливо вертел в руках ключи - кафе закрывалось.
        ----

   Почему-то, я ничего не хотел знать о ее предыдущей жизни. Ничего из реалий жизни настоящей. Не хотел вникать в  сложности ее взаимоотношений с детьми, не хотел приближаться к  быту, к ее квартире, где все время что-то портилось и  ломалось. Не хотел знать ничего о том, каким трудом ей дается ее нынешнее существование. Не хотел ничего сдышать  о ее друзьях, мужьях, возлюбленных. Я, собственно говоря, ни к кому ее даже не ревновал.  Более того, я совершенно явно не соответствовал ее идеалу  мужчины, который немедленно должен взять на себя все тяготы и  заботы ее жизни, обозначить свою мужскую ответственность под чутким руководством ее женской практичности.

    Мне нужен был мой мираж, моя фантазия, моя Фрида...
    Цветы, которые я приносил.
    Платья и духи, которые я дарил.
    Ожидания. Когда я ее ждал.
    Мне нужно было видеть ее, сидящей в кресле с гитарой.
    Слышать ее голос по телефону.

     Наши прогулки... Я выбирал свои любимые места.  У нее их оказалось не меньше. Но совсем другие...   Я любил старый город. Она затащила меня в супер-универмаг Каньон. Что интересного могло быть в магазине?  Даже в таком огромном?
    Оказалось, что на первом этаже там вольер - прозрачный, стеклянный, внутри него настоящие кролики и попугаи, а вокруг  толпа детей... И охранник пускает их туда по очереди – чтобы они могли сами погладить кролика или полюбоваться вблизи на  попугая. Конечно же, она не удержалась и проникла вместе с  детьми в этот самый вольер. А потом мы поднялись в лифте на  второй этаж и выпили там кофе.
   Наши прогулки...

    Она выжидала. Я знал, что она ждала от меня решительных слов и действий. Мы встречались почти каждый день. Я покупал ей у арабов смешные бусы из камушков, длинные    разукрашенные шарфы... книги.… Хотя подозревал, что она любит золотые побрякушки.

    Как она меня воспринимала? Не знаю. Как напоминание о  юности?  Воспоминание о  странном мальчике, мелькнувшем  когда-то в ее жизни? Прошлой. Как солидного профессора    (немножко  не  от  мира  сего)  появившегося  в жизни нынешней, непонятно с какими намерениями?...

   Она приходила ко мне на семинар - и со своей милой легкой улыбкой смотрела на моих студентов и слушала меня – кажется в пол-уха. Ей казалось, что я все усложняю, хотя тонкость ее  замечаний меня иногда поражала.
    Она снисходительно смотрела на меня, когда оказывалось, что  я толком не могу вбить гвоздь в ее квартире. Она обладала свойством устроить праздник из любой трапезы  в своем доме - вкусно, красиво, цветы и свечи на столе - пианино, книги и ...гитара...
   Она брала ее в руки... И все возвращалось. Я вспоминал...

    Она ведь и не подозревала, что существовала на протяжении всей моей жизни точкой отсчета, пунктиром, легендой, притчей...
   Стоит ли превращать мечты в реальность? Я не знал.
    Наверно, я ждал какого-то знака, который отнял бы у меня возможность выбора, нарушил бы это хрупкое равновесие... Все чаще я почему-то вспоминал "Скучную историю" Чехова.    Может, потому, что Чехова любила она?
    Я вспоминал последние строчки - как прошелестело черное любимое платье, « прощай, мое сокровище..."
   .      ---
    А почему, собственно?
   ---
    Мы сидели у нее дома. Она забралась с ногами в кресло, взяла в руки гитару и вдруг... я услышал ту, давнюю песню - белеет парус одинокий....Ту, что пела Ниночка за кадром в
   фильме....
       ......
    Увы, он счастия не ищет
    И не от счастия бежит...
  ...

    И тут я понял, что поискам пришел конец. На столе лежала книжка - та самая, с которой началось наше знакомство.  "Солнечная  сторона". Солнечная страна. Надежды маленький    оркестрик. Полно отворачиваться - пусть будет все как будет. На земле притчей царя Соломона.
      ----
     конец

Теги: ностальгия